БИОГРАФИЧЕСКАЯ СПРАВКА
Минеев Пётр Иванович (25.06.1901 (08.07.1901 по новому стилю) Верхне-Салдинский завод Свердловской обл. – 25.12.1971, г. Сатка Челябинской обл.)
В 1917 году окончил начальную школу и Нижне-Салдинское городское училище. В 1917-1921 годах работал на Верхне-Салдинском заводе электромонтёром, мотористом, практикантом прокатного цеха. В 1921 году был призван в РККА, служил в штабе телефонно-телеграфного полка в должности помощника адъютанта штаба, в 1923-м был принят в комсомол. После демобилизации в 1924-м вернулся на Верхне-Салдинский завод, где работал организационным секретарём, председателем завкома ВЛКСМ (1926-1928), вступил в ряды КПСС (1926).
После окончания в 1929-м курсов красных директоров в Свердловске при Уралсовнархозе был назначен помощником директора Кушвинского металлургического завода. В 1932-1933 годах работал помощником директора Надеждинского металлургического завода. В апреле 1933-го был назначен заместителем директора по лесу Саткинского металлургического завода. С 1934 по 1961 годы – директор Саткинского метзавода.
В годы Великой Отечественной войны под его руководством была построена и задута доменная печь № 3; освоена технология выплавки малофосфористых и малосернистых чугунов на минеральном топливе – коксе, взамен древесного угля; проведены строительные работы по транспортной подаче шихтовых материалов; запущена электростатическая очистка доменного газа.
В честь пуска в сентябре 1944 года доменной печи №3 П.И. Минеев получил Правительственную телеграмму за подписью И.В. Сталина.
Под руководством П.И. Минеева проведено послевоенное благоустройство и озеленение старой части Сатки, выстроены жилые дома, здания ДК и кинотеатра «Металлург». Инициатор создания Саткинского городского краеведческого музея. Автор книги «Саткинский металлургический завод».
Принимал активное участие в партийной работе и общественной жизни города, неоднократно избирался депутатом городского Совета.
За долгий и безупречный труд в чёрной металлургии дважды награждён орденом Ленина (1949, 1958), орденом Трудового Красного знамени (1945), медалью «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.» (1946).
Без права на ошибку
Пётр Иванович Минеев руководил заводом 27 лет! Дольше, чем кто-либо из его предшественников, и тех, кто пришёл ему на смену. Плюс один год в должности заместителя директора по лесу. Фантастика в том, что Минееву выпало руководить предприятием, имевшим стратегическое значение для обороноспособности страны, в годы политических репрессий и в войну. Одно неверное решение, неосторожно сказанное слово могло стоить в то время не должности – свободы и жизни.
В самом начале Великой Отечественной войны на завод придёт приказ за подписью председателя Государственного комитета обороны СССР Иосифа Сталина: «Обязать Наркомчермет Тевосяна и директора Саткинского завода Минеева обеспечить поставку ежемесячно заводам Наркомвооружения высококачественного чугуна… всего 5000 тонн в месяц».
Он обеспечит к концу войны выпуск не пяти, а десяти с половиной тысяч тонн чёрного металла – 127 тысяч тонн в год. Передельный чугун высшего качества будет эшелонами отправляться из Сатки на оборонные предприятия СССР и превращаться в броневую сталь, танки, пушки, зенитные установки.
Старожилы до сих пор помнят, кем этот человек был для города, и сколько добра он сделал разным людям. В запасниках городского краеведческого музея хранится больше десятка папок с документами и рукописью книги «Саткинский металлургический завод», которые Пётр Иванович лично передал сюда на хранение. Но ни архивные документы, ни воспоминания бывших заводчан, не позволяют составить портрет этого человека в полный рост.
Редакция «Саткинского рабочего» разыскала внучку Петра Ивановича Минеева. Марине было 16 лет, когда деда не стало. Она очень хорошо помнит атмосферу дома, в котором жила вместе с родителями, дедушкой и бабушкой. Помнит людей, которые бывали у них в доме, и разговоры, которые вели взрослые.
Давай руду!
— Терещенко?! — четырёхлетняя Марина хмурит брови и строгим голосом говорит в телефонную трубку: — Терещенко, давай руду!
Телефонистки смеются и рассказывают Петру Ивановичу: «Ваша внучка сегодня звонила, требовала соединить её с директором Бакальского рудоуправления Терещенко, руду просила».
— Мы жили с дедом и бабушкой под одной крышей в доме по улице Комсомольской, 35 в старой части Сатки. Это недалеко от завода. Верх дома, две комнаты, занимали дедушка с бабушкой, ещё две – мы с родителями и братом. В этот дом дед как заехал в 1932 году, так и прожил в нём всю оставшуюся жизнь, — вспоминает Марина Аверченко (Минеева). — И даже мебель в доме была всё время одна и та же, казённая: шкаф для одежды, стол, буфет, кровати, книжный шкаф, ничего нового не появлялось. До конца жизни дед не обзавёлся даже телевизором. Не было у него и личного автомобиля. Он ему был не нужен. На работу он ходил пешком, в сад за прудом плыл на лодке, потом шагал по лесу по тропинке. А телевизор деду заменяли книги. Он был очень образованным человеком, даже несмотря на то, что не окончил институт, только школу красных директоров – просто много читал.
Дубовый стол, за которым обедала вся семья, буфет, несколько стульев – вот и всё, что осталось семье Минеевых в наследство от знаменитого родственника. Впрочем, как рассказывает внучка, самое главное их фамильное богатство – привычка и любовь к труду, уважение к каждому человеку, предельная скромность в быту и бессеребничество. Именем деда никто в их роду никогда не козырял. Если кто чего и добивался в жизни – исключительно благодаря своим способностям.
У Петра Ивановича и Марии Павловны было двое сыновей – Лев и Юрий.
— Они, хоть и двойняшки, но такие разные. Один, мой отец, Юрий Петрович, тридцать лет проработал мастером доменного цеха на Саткинском метзаводе (это при отце-директоре), а второй сын, Лев Петрович, был летчиком на Северном морском флоте. У брата остались дети где-то в Крыму, но сейчас мы потерялись с ними. А нас вот осталось двое – я и младший брат Дмитрий в Челябинске, — рассказывает Марина.
Сама она уехала из Сатки в 1973-м году учиться в Магнитогорск, там и живёт больше сорока лет. Работала в тресте «Востокметаллургмонтаж» экономистом. В Сатку, говорит внучка Петра Минеева, она с семьёй и семья брата приезжают, но не так часто, как хотелось бы. Очень болит у неё душа за то, что могилы родных там. «Но я вижу, что кто-то за могилами всё-таки ухаживает», — с благодарностью произносит женщина.
…А телефон, который беспрерывно звонил в их доме, Марина отлично помнит. Сколько раз сама бежала и снимала трубку, и, подражая дедушке, вела обстоятельные беседы.
Помнит внучка Минеева по фамилиям всех, кто бывал в директорском доме: приходил поговорить о жизни старый мастер доменного цеха Кузьма Уткин, вдова участника войны Елена Багрова заходила, дрова просила выписать. Директор Бакальского рудоуправления Юрий Терещенко в доме не бывал, но Марина так часто в детстве слышала эту фамилию, что, конечно, считала себя вправе позвонить ему и потребовать руду.
Угля давай!
Железная руда Бакальского месторождения была хлебом, который кормил доменные печи Саткинского метзавода. Ещё один необходимый компонент для производства металла – древесный или коксующийся уголь. В Сатке, окружённой со всех сторон лесами, два века использовали древесный. Целая индустрия углежжения была развернута вдоль берегов водоёмов: сооружены запани для задержания сплавной древесины и углевыжигательные печи. Но угля катастрофически не хватало.
Именно строительством новых углевыжигательных печей займется прибывший в Сатку в апреле 1933 года Пётр Минеев. Его назначат заместителем директора Саткинского металлургического завода по лесу.
Нам в XXI веке сложно себе представить, что значит быть заместителем директора завода по лесу в 1930-х годах. Если бы не книга «Саткинский металлургический завод», которую Пётр Иванович Минеев написал, когда вышел на пенсию, мы имели бы об этом весьма смутное представление.
«В 1933 году приступили к строительству на реке Ай новой капитальной запани для задержания сплавной древесины и углевыжигательных печей системы Шварца. Всего на реке Ай близ селения Новая Пристань было построено 30 печей. Зимой 1933-1934 годов они уже давали уголь. К весеннему паводку 1934 года была построена запань, которая приняла сплавной лес, нарубленный зимой в верховьях реки. В этом же году отремонтированы плотины на озере Зюраткуль и речке Карелке, обеспечивающие создание необходимого запаса воды и использования его во время сплава древесины.
В 1934 году дополнительно к существующим были построены 14 углевыжигательных печей на Малой Запани, Большой Запани и на Романовке. Таким образом, лесной отдел, имея 158 печей, производил одну тысячу кубометров угля в сутки. Эта огромная работа требовала больших затрат ручного труда, особенно на заготовке дров и вывозке их к печам и на берега рек для сплава. Например, в январе 1935 года на рубке дров было занято 1374 человека в день, которые заготовляли шесть-семь тысяч кубометров дров. 802 лошади вывозили ежедневно эти дрова.
Огромный расход древесины и нехватка рабочей силы побудили в этот период заводских рабочих прийти на помощь лесорубам в заготовке дров и обеспечении нормального снабжения доменных печей топливом. Они брали на себя социалистические обязательства – нарубить по 20-50 кубометров дров для углежжения – и выполняли их».
Из книги П.И. Минеева «Саткинский металлургический завод», Челябинск, Южно-Уральское кн. изд., 1972.
Советская власть людей для большого дела не жалела. Минеев пишет, что в те годы были популярными массовые субботники – «буксиры», в которых участвовали тысячи людей разных специальностей и возрастов. Понимаете, мужики, отстоявшие 12-часовую смену на заводе, женщины, подростки – все ехали в лес? Они рубили в день по 10 тысяч кубометров дров, в любую погоду, в зной и лютые морозы, утопая по пояс в снегу. Наградой же отличившимся на «буксирах» были патефоны, велосипеды, гармони, и самые ценные премии – дойные коровы и тёлки.
Оставим историкам и экономистам рассуждения о целесообразности и эффективности такой системы организации труда, но хотите знать, что было в итоге?
К 1934 году, когда Пётр Минеев уже стоял во главе всего завода, на бакальской руде нулевых марок и древесном угле хвойных пород, также чистом от серы и фосфора, в Сатке начали выпускать чугуны, которые по своим качествам превосходили знаменитые шведские. Всего за три года, к 1936 году, Саткинский завод повысил выплавку особо чистых чугунов в 4,5 раза.
В 1934-м пережила реконструкцию доменная печь № 2. А уже перед самой войной, в 1939-м, была демонтирована первая домна и на её месте построена новая, более производительная. Это была самая большая домна на Урале, работающая на древесном угле.
Есть чугун!
Реконструкция двух доменных печей позволила заводу к 1940 году выпускать вдвое больше чёрного металла, чем в 1913 году, перед началом Первой мировой войны, а именно – 67 тысяч тонн.
Но, согласно заданию ГКО СССР, с началом войны Саткинский завод ежемесячно должен был поставлять 5 тысяч тонн передельного чугуна для нужд оборонной промышленности. Реально ли это было организовать, если на фронт ушли самые квалифицированные рабочие, а их места заняли старики, женщины и подростки? Оказалось – реально.
Январским утром 1942 года бригады землекопов под руководством Петра Макеева начали долбить мёрзлый грунт – закладывать котлован под фундамент новой доменной печи №3. Нужно быть очень отважным руководителем, чтобы решиться построить домну в условиях военного времени в районе, где не было ни одной специализированной строительной организации – пришлось создавать свой ОКС на заводе, а в качестве строителей привлекать трудармейцев, заводчан и простых жителей города, включая домохозяек, учителей, пионервожатых и школьников.
«Строили фундамент в специальном тепляке, так как зима стояла очень холодная, — пишет в книге Пётр Минеев. — Сначала сделали кольцевые фундаменты под три воздухонагревателя и сразу же приступили к клепке кожухов воздухонагревателей (высота каждого из них – 25,6 метра). Причём кожуха клепались без лесов, на земле: сначала купол, затем ставили по окружности три мачты, поднимали купол, подводили под него царгу, клепали. Так царга за царгой вырастали кожуха воздухонагревателей… Немалую помощь оказали рабочие и служащие доменного, литейного, механического, железнодорожного и других цехов. Закончив работу в цехе, они становились землекопами, бетонщиками, плотниками и по 4-5 часов каждый день отдавали стройке».
15 сентября 1944 года в 16 часов домна была задута, а 16 сентября в 17 часов дала первый чугун. Доменщики и все участники большого строительства собираются на митинг, где рефреном звучат слова: «Есть чугун!»
Участники митинга отправляют рапорт председателю Государственного комитета обороны И.В. Сталину, в котором сообщают об окончании строительства домны и готовности к выплавке высококачественного чугуна. В ответ получают правительственную телеграмму с поздравлениями.
Построенная доменная печь № 3 позволила метзаводу резко увеличить выпуск чугуна: в 1944 году было выплавлено 97 тысяч тонн, а в 1945 году – 127 тысяч тонн.
11 июля 1949 года председатель Президиума Верховного Совета СССР Николай Шверник в Кремле вручит Петру Минееву орден Ленина. А 3 августа 1951 года министр чёрной металлургии Иван Тевосян объявит директору Саткинского метзавода благодарность с занесением в личное дело за многолетний добросовестный труд. Всего же семь правительственных наград получит Пётр Иванович, включая ещё один орден Ленина и Трудового Красного знамени.
— Марина Юрьевна, а где теперь награды Петра Ивановича? — спрашиваю я у внучки Минеева.
— Это очень больная тема для нашей семьи. После смерти дедушки и бабушки мои родители решили, что так будет лучше, полезнее для общества, и отдали два ордена Ленина и орден Трудового Красного знамени на хранение в Челябинский областной краеведческий музей. В начале 1990-х годов или позже пришло письмо из музея, что награды утрачены. В ночь с такого-то по такое-то число произошла кража. Было заведено уголовное дело, но похитителей так и не нашли, судьба наград неизвестна до сих пор. В девяностых эти ордена стоили больших денег, вероятно, кто-то хорошо на этом нажился.
Дворец, музей, книга
После войны у Петра Ивановича Минеева, кажется, не будет большей заботы, чем строить для заводчан жилые дома, учреждения культуры, разбивать скверы, сажать аллеи. Хотя, если разобраться, никто его к этому не обязывал, ведь задача директора металлургического завода – по-прежнему наращивать выпуск чугуна. Партия за это строго спрашивала, никакие прежние заслуги были не в счёт. Стране по-прежнему был нужен металл.
Но Минеев рассуждает в первые послевоенные годы по-другому: стране – металл, а людям нужны благоустроенные дома, зелёные насаждения, асфальтированные дороги. И, конечно, Дворец культуры.
«После войны на районной партийной конференции встал вопрос о строительстве Дворца культуры металлургов. Министерство черной металлургии СССР пошло навстречу просьбе завода и для начала строительства отпустило 200 тысяч рублей. Чертежи клуба получены из проектных мастерских ВЦСПС. При активной помощи райкома партии (секретарь райкома Л. А. Светлов) и всех городских и заводских организаций в ноябре 1948 года приступили к строительству, — пишет Пётр Минеев в своей книге. — На заводе не было экскаваторов, бульдозеров, компрессоров и других строительных механизмов. Одна бетономешалка да ленточный транспортер – вот почти все строительные машины. Маловато было и квалифицированных рабочих: каменщиков, штукатуров, плотников, столяров, маляров. Все работы: копка котлованов, траншей для фундаментов, разборка старых домов, подноска кирпича, раствора и так далее – производились вручную».
Раиса Павловна Жмаева пришла на стройку Дворца культуры металлургов совсем девчонкой, шестнадцати не было.
—Заходит мужчина какой-то, я штукатурю, он спрашивает: «Как же ты, такая молоденькая, тут работаешь-то? Тебе бы учиться нужно. Как тебя зовут? Раиса? Раечка, значит», — вспоминает она. — А оказалось, это сам Пётр Иванович пришёл проведать, как идёт стройка. Он потом каждый день приходил и всё время интересовался: «Как дела, Раечка?» Я же потом в шлаковатном цехе работала, сильно мы уважали нашего директора, столько любви и внимания к каждому у него было.
Строительство Дворца было закончено 10 января 1953 года. Кроме Дворца металлургов, в 60-е годы силами метзавода в городе были построены два кинотеатра. И ещё одну большую мечту воплотил в жизнь Пётр Иванович до своего ухода на пенсию: очень хотел он открыть на заводе Музей техники, а вышел не заводской, а городской краеведческий музей.
Музей был открыт в Сатке в 1957 году, в заброшенном здании бывшей Никольской единоверческой церкви. На средства предприятия было отремонтировано здание, проведено центральное отопление, освещение. Пётр Иванович лично пополнял архивы музея документами, заботился, чтобы экспозиция, рассказывающая об истории Саткинского металлургического завода, представляла интерес для каждого.
Когда в 1961-м году Минеев вышел на пенсию, стал писать книгу про историю и настоящее Саткинского металлургического завода. «Он очень долго, кропотливо, до самой смерти над ней работал, сидел в архивах, людей находил, их расспрашивал. Читал много», – вспоминает внучка.
Сменился с тех пор не один директор на Саткинском металлургическом заводе, но Минеева до сих пор помнят и любят особой любовью ветераны предприятия.
— Пётр Иванович вроде как директором всей старой части города был, все к нему за помощью шли, — рассказывает Марина Аверченко (Минеева). — Вот и моя мама, Зоя Сергеевна, когда её направили в 1953 году после пединститута работать в Сатку, учителем географии в школу в старой части города, оказалась зимой без жилья. Она пришла на приём к Минееву, мол, помогите, жить-то мне где-то нужно. Он ей ответил: «А ты выходи замуж за саткинского». Она говорит: «Ну ладно». Жильё маме он тогда, правда, нашёл. А она его совету вняла и вышла замуж… за его сына Юрия, моего отца.
Летите, голуби!
— А вы знаете, дед природу очень любил. Тополиная аллея по Комсомольской улице – это его рук дело. Он за каждое деревце в городе бился: не дай бог кто-то где-то спилит, — вспоминает Марина Аверченко. — Мне рассказывал недавно школьный приятель Вадим Батыршин, как они с мальчишками сидели и слушали транзистор на берегу пруда, включили громко-громко, – Пётр Иванович шёл мимо и тихо заметил: «Ребята, в лесу надо слушать птичек». Он вообще ни на кого никогда не кричал и не ругался, просто тихо говорил – и его слушали. Вадим говорит: «Нам стало так стыдно, что я с тех пор сам музыку в лесу не включаю и другим говорю: «В лесу надо слушать птичек».
А птицы – породистые голуби – предмет большой любви Петра Минеева.
— У нас полон двор шпаны всегда бывал – мальчишкам очень интересно было это занятие, — оживляется Марина. — Да-да, всё как в фильмах: на крышу взберётся, пацаны за ним, свистнет, стая вверх поднимается, кружит над домом. Радовался сам как ребёнок. Видели вы ещё таких директоров заводов, у которых грудь в орденах?
