Саткинский завод. Строганов. Лугинин, Кнауф

На площадь перед заводской конторой по всемилостивейшему указанию самого барона Александра Сергеевича Строганова выкатили несколько бочонков хлебного вина полугара, выкуренного в пермских вотчинах господина. На дощатые столы выставили нехитрую закуску: репу пареную, редьку тёртую, капусту квашеную, бруснику и клюкву мочёную из здешних лесов и верх угощения – калачи печёные из белой пшеничной муки.

Отслужили благодарственный молебен. По знаку Григория Цивилина, главного управляющего заводами и соляными промыслами барона Строганова, выбили у бочонков дно, и десятники стали разливать вино в подставляемые чарки. Вкусно хрустела подмороженая капуста, мягок был недавней выпечки хлеб.

Весь свободный от работы люд собрался здесь: рудокопы и молотовые, кузнецы и углежоги – мастеровые и работные люди, да разве перечислишь всех, кто обслуживал ненасытную утробу домны.

Да, сегодня был праздник – домна дала первый чугун. Вездесущие мальчишки слышали разговоры о том, как много труда было вложено в завод, как тяжело накопать обушком положенное по уроку количество руды. Вздыхал со всхлипом подмастерье засыпщика шихты на колошниковой площадке: «Неужели всю жизнь придётся оставаться в этом аду?»

 

Ещё недавно, всего два года назад, там, где раскинулся заводской посёлок изб в семьдесят, шумел вековой сосновый бор. Тихо журчала небольшая речка, поблёскивая волной на перекатах. Тишину нарушал только могучий лось, пришедший на водопой, да медведь, пробиравшийся к речке полакомиться рыбой. Иногда падало перестойное дерево, сваленное ветром. Ничто не предвещало перемен. Но в недрах этой земли таилось несметное богатство – железная руда, из-за которой и нарушился первозданный покой.

К началу XVIII века русская колонизация охватила Северный и Средний Урал. Наиболее густые поселения возникли на реках Нейве и Исети. Для закрепления этих территорий правительство предоставляло переселенцам льготы в виде освобождения от налогов на 3-4 года. Это способствовало тому, что Урал смог полностью, и даже с избытком обеспечить себя хлебом. И этот хлеб был гораздо дешевле, чем в центре. В 1700-1715 годах четверть ржи (чуть более 116 кг) на Урале стоила 20 копеек, а в Москве – 1 рубль. Развивающееся сельское хозяйство не могло обходиться без железа – нужны были серпы, косы, сошники. Привоз всего этого из центра обходился очень дорого. Переселенцы, знакомые с производством железа, начинают производить его сами. Да и как мог смекалистый русский мужик упустить такую возможность, если легкоплавкий бурый железняк был буквально под ногами! Строили небольшие домницы, выплавляли кричное железо – полуфабрикат, после этого крица проковывалась молотом в полосовое или прутковое железо, которое и пускали в дело. Производительность домниц была невелика, но нужды крестьянского хозяйства удовлетворяла. Мелкое ремесленное производство железа позволило в дальнейшем обеспечить заводы кадрами металлургов.

В 1719 году Пётр I издаёт Указ, так называемую «Берг-привилегию», по которой «Соизволяется всем, и каждому даётся воля, какого бы чина и достоинства не был во всех местах, как на собственных, так и на чужих землях искать, копать, плавить, варить и чистить всякие металлы».

В 1739 году, после смерти Петра I, выходит новый Указ, так называемый «Берг-регламент», по которому промышленники освобождались от уплаты налогов и сборов на продовольствие и припасы, поставляемые на заводы, разрешена приписка государственных крестьян к частным заводам. За этих работников заводчик обязан был уплачивать налоги и подати государству. После Указа право разработки полезных ископаемых получали не владельцы земель, а рудознатцы, которые их обнаружили на его земле. Хозяину земли, если она не перешла в собственность заводчика, на которой построен завод, промышленник обязан был платить по 2% «с каждого готово сделанного металла или минерала деньгами или тем минералом или металлом».

После завершения строительства горнодобывающего завода владелец его был обязан уплачивать горную подать, так называемую «десятину» – сдавать в казну 10-ю часть валовой продукции. Завод хотя и был партикулярным, частным, но ещё Пётр I указал: «Нам одним, яко монарху, принадлежат рудокопные заводы», за это и должен платить предприниматель.

Эти указы сыграли свою положительную роль в деле развития металлургической промышленности на Урале. Запах возможной прибыли привлекает сюда промышленников. Вместе с купцами Твердышевыми, Мясниковым, Мосаловыми, братьями Красильниковыми потянулась титулованная знать – граф Сиверс, барон Строганов. Для поддержки частной инициативы правительство разрешило покупать и арендовать у башкир их исконные вотчинные земли, чтобы обеспечить заводы лесами для выжигания угля и добычи руды. Зачастую эта «покупка» означала почти бесплатное получение в собственность предпринимателей огромных территорий. Так, например, владелец Нязепетровского завода (П. Осокин) купил у башкир участок земли до 70 тысяч десятин (десятина – 1,09 га) всего за 30 рублей. Согласно купчим крепостям, «башкирцы» обязаны были охранять землю от посягательств посторонних. Бывали случаи прямого обмана и захвата земель. Да и сама форма купчих записей открывала перед  предпринимателями широкие возможности злоупотреблений. При продаже земель границы их определялись урочищами, т. е. участками местности, не имеющими определённых границ, но имеющими своё название или характерные признаки, понятные местным жителям. Например: Чувашская степь, между горами Липовою, Губинною и Наземскою, Долгая, Круглая, Поляковская степи по речкам Тундушу, Сунгурке. Хуторовская степь по западную сторону гор Сулея и Чулковой. Сколько было в тех границах десятин, башкиры и сами не знали. Оттого десятки и сотни тысяч десятин продавались за бесценок. В советской историографии подчёркивался факт «захвата» земель хищниками – предпринимателями, проводящими «колонизаторскую» политику по отношению к труженикам, вольнолюбивым башкирам.

В «Горном журнале», Санкт-Петербург. 1842, опубликован отчёт геогностической (геологической) экспедиции штабс-капитана Богословского 1-го по обследованию в 1842 году южной и юго-западной части дачь Саткинского и Златоустовского заводов. В отчёте, написанном прекрасным русским языком и читаемым как «геологическая поэма», встречается описание «…лучшими считаются луга долины Айской, куда ежегодно переселяются на летнее время с конскими табунами, по выговоренному условию, прежние владельцы земель, оседшие башкирцы. Раскинув свои коши, эти беспечные сыны природы предаются отрадной для них лени, удивляясь, вероятно, неутомимой и многосложной деятельности нашей, раскрывающей и обрабатывающей подземные клады, как мы дивимся их бездействию». И вот старшины родов этих «беспечных сынов природы» получали, согласно Берг-регламенту 1739 года, право пользоваться лесами и лугами, как и в прежние времена, до продажи. Хороша колонизация!

В начале 50-х годов XVIII века на Южный Урал пришли служивые люди барона Сергея Григорьевича Строганова.

Информация для любознательного читателя

Строгановы, именитая и очень богатая семья из Новгорода Великого, на протяжении 500 лет играла важную и весьма заметную роль в истории Российского государства. Около 1488 года переселились из Новгорода на Урал, в Сольвычегодск, где стали заниматься вываркой соли. Вели торговлю с туземным населением, выменивая у них за безделицы, за соль дорогие меха. Путём покупок земель владения Строгановых в Сольвычегодске значительно увеличивались, но главные земельные приобретения образовались у них из мест, пожалованных им грамотами московских государей.

Закрепившись на Верхней и Средней Каме, Строгановы различными льготами стали привлекать на свои земли не тяглых (не платящих подати), беглых крестьян, бродяжек и весьма успешно стали заселять прибрежные полосы Камы, Чусовой и других рек. Против беспокойных туземцев и воинственных сибирских татар они строили «городки» и «острожки», в которых на свои деньги держали «пушкарей», «пищальников» (людей, владевших огнестрельным оружием) и других людей, годных к воинскому бою.

В 1574 году Иван Грозный вновь пожаловал Строгановым обширные владения за Уралом и велел им «иметь старание о покорении Сибирского царства» татарского хана Кучума.

В конце 1579 года к Строгановым прибыл атаман Ермак Тимофеевич с отрядом «вольных казаков» в 840 человек с четырьмя другими атаманами. Летом 1581 года  вверх по реке Чусовой, по велению Строгановых, пошла дружина Ермака, посаженная на лодьи, построенные «лодейными мастерами» по образцу новгородских речных судов (длина – 5 саженей, ширина – 3 аршина, осадка – до 1 аршина, вёсел – 4 пары. Вмещали 20-30 человек). Отряд был снабжён тремя мелкокалиберными пушками, стрелявшими на 200-300 метров, тремястами семизарядными пищалями, стрелявшими на 100 метров, порохом, провиантом и холодным оружием. Ермак начал войну против сибирского хана. Походы Ермака позволили Российскому государству в дальнейшем взять Западную Сибирь в вассальную зависимость, а затем и в административную.

Строгановы много помогали царю Василию Шуйскому, передали большие суммы денег для народного ополчения 1612 года, оказали финансовую помощь и первым царям из рода Романовых. Конечно, всё это делалось не совсем бескорыстно. За свои услуги Строгановы получили большие льготы от государства. Они были подсудны только царскому суду, а их владения представляли собой как бы вассальное государство со своими законами и управлением.

В начале XVIII века Строгановым принадлежало около 10 с половиною миллионов десятин земли и крепостных до 50 тысяч душ. К этому времени Строгановы навсегда покидают свои глухие владения, руководство предприятиями они доверяют управляющим. Строгановы появляются при дворе и исполняют роль блестящих вельмож и щедрых меценатов в старой и новой столицах.

За денежную и материальную помощь Российскому государству в годы Северной войны (1700-1721 гг.) Петр 1 возвел Григория Строганова и его сыновей Александра, Николая и Сергея году в баронское достоинство в 1722.

В начале XVII века прибыль от пермских соляных варниц постепенно снижается. В 1705 году была введена государственная монополия на соль. Строгановы обязаны были её сдавать в казну по установленной низкой цене. Металлургические и медеплавильные заводы, находящиеся в их вотчинах на Среднем Урале и в Пермском крае, тоже большого дохода не давали, нужны были новые источники получения прибыли, нужны новые заводы. С этой целью на Южный Урал пришли опытные рудознатцы, плотинные умельцы с действующих строгановских заводов для поиска месторождений железных, медных руд и места для будущих заводов. Обследовав земли в Куваканской и Айлинской волостях Сибирской дороги, Уфимской провинции, Оренбургской губернии, они обнаружили довольно богатые выходы железных руд, реки и места, где возможно поставить плотины и леса, годные для выжигания древесного угля.

Информация для любознательного читателя

Дорога – административно-территориальная единица Урало-Поволжья (Башкирия). Было 4 дороги: Казанская, Ногайская, Осинская, Сибирская, упразднены в конце XVIII века. Названия, предполагают историки, исходят ещё со времён Золотой орды, разделение на сферы влияния – где и какой хан собирает дань. Уфимская и Исетская провинции входили в Оренбургскую губернию, образованную в 1744 году. Волости (национальные) создавались на основе вотчинных земель племён или родов, возглавлялись старшинами родов.

В период с 1753 по 1759 годы люди Строганова заключили несколько купчих крепостей с башкирами на приглянувшиеся им земли. Всего было куплено земель с лесами, рудниками 123071 десятина (112909 га), за что было заплачено 425 рублей (2,8 копейки за десятину). В купчей крепости от 1753 года есть описание урочищ, купленных бароном Сергеем Григорьевичем Строгановым у «башкирцев старшины сына Акая Карачурина Айлинской волости». Земельный участок располагался «за Аем рекой по течению на левой стороне в смежности между Куваканской и Тюбелятской волости». 13 октября (даты даны по старому стилю) 1755 года приказчик Иван Швецов из Билимбаевской конторы доносит о том, что добычи и поставки «к вновь намеренному строить на Большой Сатке реке заводу в пяти местах пять приисков» подысканы и куплены.

30 сентября 1756 года барон Сергей Григорьевич умирает. Оформлять документацию на строительство после его смерти пришлось его сыну Александру – наследнику отцовских вотчин и предприятий. Александр Сергеевич спешит оформить разрешение на строительство. Узнав об отводе земель барону, соседи Мосаловы (семейство промышленников, выходцев из тульской оружейной палаты, строящих Златоустовский завод) затевали тяжбу из-за рудников, отводимых Строганову. Мосаловы ещё в 1751 году подписали контракт в Оренбургской канцелярии о строительстве на реках Сатка и Куваш железоделательного завода, но от этого места отказались и в 1754 году стали строить завод на берегу реки Ай, однако рудники на старом участке хотели оставить за собой.

Весной 1756 года по прошению барона Строганова Главное заводов управление в Екатеринбурге для освидетельствования рудников и отвода места под заводы посылает двух специалистов – школьного подмастерья Аистова и пильного мастера Алексеева. 18 сентября 1756 года они доложили в канцелярию Главного заводов управления, что «на речке Сатке под строение заводского места состоит в Куваканской вотчинной земле» по прямой линии в 26-ти верстах от впадения её в реку Ай; второе место под завод расположено в 4-х верстах вверх от устья Сатки. Они указали также возможность построить пристань на реке Ай ниже устья речки Сатки в 17-ти верстах.

В ноябре 1756 года по указу Берг-коллегии Александру Строганову после предоставления всех необходимых документов было разрешено построить на подысканных местах «на речке Сатке железовододействуемых двух заводов с тремя домнами и шестнадцатью железоделательными молотами…» Был определён срок строительства заводов – первого в четыре года, а второго, нижнего, – в три года после пуска первого. Если заводы в указанные сроки пущены не будут, «кроме законных невозможностей и причин», то они будут конфискованы в казну.

Ещё до официального разрешения главный управляющий Билимбаевского округа Григорий Цивилин начал активную подготовку к строительству. На место будущей площадки для завода посылают обозы с плотниками, работными людьми, со строительными инструментами и провиантом на первое время. На месте стали вырубать лесные делянки, готовить строительную площадку под будущий завод, ставить балаганы и копать землянки для прибывающих строителей – зима не за горами!

Дальновидные заводчики начинали строить завод на выбранной площадке ещё до получения разрешения потому, что с момента заключения контракта начинали отсчитывать льготные годы (3-4), в течение которых заводчик не платил налогов с предприятия. Если не успевал построить, то всё равно налог обязан платить с даты указанного завершения строительства, а завод ещё не даёт прибыли, денег нет – так можно влезть в большие долги или лишиться завода.

После получения разрешения на строительство с пермских вотчин барона Строганова стали прибывать крепостные крестьяне в качестве работных людей. Долог был путь крестьян с берегов полноводной Камы до маленькой речки Сатки, хотя и называлась она Большая. Более пятисот вёрст должны были пройти будущие строители завода. В конце ноября уже наступала зима, выпал снег, холод сковал грязь болотистых мест, устроил переправы на реках, идти стало легче по зимнику за санным обозом. Шли сравнительно небольшими группами, для них проще было устроить и днёвку, и ночлег. За световой день проходили до 20 вёрст пути. Посланные вперёд на лошадях «квартирмейстеры», они же кашевары, готовили места для отдыха, разводили большие костры для обогрева и приготовления пищи. Провиант для переселенцев был выдан на кошт (за счёт) господина барона. Готовили в артельных котлах и варево десятники разливали черпаками в подставляемые глиняные чашки. Варили, в основном, каши овсяные, просяные, заправленные «конопляным соком» (маслом), щи из кислой капусты с салом, с репой и добавляли рыбу – её везли солёную в бочках с родной Камы, да сушёную в мешках. Редко, но потчевались и дичиной, которую охранники могли подстрелить в зимнем лесу. Вооружённые верховые охраняли переселенцев от нападения «башкирцев», да и самих переселенцев, чтобы не разбежались.

В первой партии шли молодые, крепкие не женатые мужики. Они торили дорогу, устраивали, где это было возможно, шалаши и балаганы для ночёвок. Вслед за ними пошли женатые мужики с семьями, с детьми, которые, набравшись сил, тоже становились работниками господина барона («малолеты» работали с 12 лет). Малых детей, ослабевших, больных взрослых везли на лошадях на санях. Старики и старухи остались в родных деревнях доживать свой век.

Не все пермяки дошли до места, кого закопали рядом с дорогой, а кого и довезли ногами вперёд до нового кладбища. По прибытии часть людей отправляли на «нижнюю» площадку, а большую часть оставляли на «верхней», у слияния Большой и Малой Сатки. Для работы на стройке Цивилин закупил у башкир местных лошадей. Не знавшие упряжи лошади, не давались первое время запрягаться, но потом покорились и стали успешно таскать и сани, и телеги, и строевой лес на передках.

Информация для любознательного читателя.

Башкирские лошади происходят от местных пород лесных и степных лошадей. Формировались в условиях резко континентального климата, выдерживают и летний зной, и зимнюю стужу при круглогодичном пастбищном содержании. Очень вынослива, за 8 часов могла проскакать без отдыха до 120 километров. Характером флегматична, поддаётся обучению. Небольшая лошадка, высота в холке (место на позвоночнике у животного между лопатками), у жеребца до 145 см, (у русского «орловского рысака» 157-170 см).

В первую очередь начали вырубку леса, заготовку строевой древесины. На вырубленных делянках ставили срубы для изб, хозяйственные постройки, били в мёрзлой земле котлованы под фундаменты заводских «фабрик». Готовили срубы из стволов лиственницы, ломали камень и всё свозили на берег Сатки к месту будущей плотины.

Для руководства строительством Григорий Цивилин перекупил от заводчиков братьев Мосаловых опытного строителя, производителя работ Михаила Карнакова. Он работал на Нязепетровском заводе, принадлежащем Мосаловым, затем – на строительстве Златоустовского завода. В связи с семейными неурядицами, переделом имущества между братьями, в которые  вынуждена была вмешаться Государыня Елизавета Петровна, дела на производстве были запущены. На Нязепетровском заводе из-за отсутствия денег мастеровые и работные люди были распущены по разным местам «для прокормления», а многие из них вообще разбежались. Затягивалось строительство Златоустовского завода на реке Ай, идёт «ни шатко ни валко» – нет денег, нечем платить вольнонаёмным работным людям, строители разбегаются (завод был пущен только в 1761 году). В сентябре 1757 года хозяйство Мосаловых было почти полностью парализовано.

В конце 1756 года в Екатеринбургскую судных и земских дел контору было доставлено «доношение» приказчиков заводчика Мосалова на главного строителя Саткинского завода Михаила Карнакова. Дескать, ещё в 1755 году Карнаков, работая на Нязепетровском и затем на Златоустовском заводе, не рассчитался с артелью рабочих – чувашей, которые подали челобитную в канцелярию Главного заводов правление, жаловались на Карнакова «в неотпуске их в лес для дранья на обувь лык в держании их под караулом и в почитании на них якобы не заработанного ими провианта, денег и прочего». На определении Канцелярии расследовать это дело заводская контора Мосаловых ответила, что «Карнаков с заводов, предписанных Мосаловым, не сдав бытности его о выдаваемых чувашам деньгах и припасах ведомости, в 1755 году бежал неведома куда».

Но земля слухом полнится – узнали мосаловские приказчики, что Карнаков, нанятый Цивилиным, успешно трудится на строительстве Саткинского завода.

Последовало несколько указов из канцелярии Главного заводов правления к управителю Саткинского завода о вызове Карнакова в Екатеринбургскую судных и земских дел контору. Все эти вызовы Цивилин умело игнорировал, ссылаясь то на болезнь Карнакова, то на нехватку лошадей для поездки, то на распутицу.

В ноябре 1757 года главное правление хозяйства барона Строганова было вынуждено направить в Екатеринбургскую судных и земских дел контору приказчика Билимбаевского завода Николая Пономарёва с доношением «просить, чтоб его, Карнакова, от построю Саткинского завода не отлучать», и далее «если же какое до него заводчиков Мосаловых, кроме предъявленных от приказчиков Володимерова и Рыкалова не согласных между собою показаний, касается счётное дело, об оном от стороны господина барона с ними Мосаловыми переговорено и сделка учинена быть имеет в Москве домовно». В середине марта 1758 года в судную контору от Строгановских служивых людей приходит новое доношение: «за построем завода отлучить (Карнакова) невозможно, дабы за отлучкою его в построе того завода не воспоследовало остановки и господину его барону убытка и насланным на тот завод из вотчин пятистам человекам напрасной разорительной прижимы» и новое доношение в мае 1758 года: «что если он, Карнаков, с онаго завода взят будет, то в самонужнейшем заводском строении, от которого де завода государственная и народная польза быть имеет, учинится всекрайная остановка».

В конце концов дело закрылось в пользу Строганова – порешали в Москве «подомно» с Мосаловыми, заплатили им какую-то неустойку. Карнаков остался на Саткинском заводе до завершения строительства.

Как происходило всё на самом деле, сейчас не определить. Может быть, Карнакова, пользуясь современной терминологией, просто подставили. Приказчики Володимеров и Рыкалов расходятся в своих показаниях об обвинению его в воровстве, т. е. Мосаловы не рассчитались с вольнонаёмными рабочими из-за нехватки денег и Карнаков стал «козлом отпущения»? Может, он сбежал с мосаловских заводов от тех беспорядков и безнадёги там существующих? А может, и правда, «погрел» руки на бесконтрольности и неразберихе во время строительства. Отпилить кусочек от бюджета на строительство – ещё, наверное, при строительстве египетских пирамид этим занимались. В XXI веке при строительстве космодрома миллиарды воруют! Увы и ах – это неискоренимо!

(Документы о злоключениях приказчика Карнакова обнаружил в Государственном архиве Свердловской области исследователь Анатолий Козлов и опубликовал в журнале «Южный Урал», № 2, 1958 г.)

Строгостей в начале строительства больших не было. Приказчик Михаил Карнаков, возглавивший строительство, сам был из крепостных, в приказчики выдвинулся за ум и смекалку в строительном деле. Урок на день давал посильный и наказанию подвергались только явные лодыри.

После распределения работ между десятниками Карнаков следил за ходом работ, сверяясь с планом будущего завода, подготовленным в Екатеринбурге, а иногда и сам брал топор, показывая нерадивому плотнику, как нужно работать. Но это было не часто. Хлопот у него хватало. Одновременно со строительством завода на «верхнем месте» (ныне Саткинский металлургический завод) барон Строганов приказал, не дожидаясь его пуска, начать строительство и на «нижнем месте», в 30 верстах от Троице-Саткинского, при впадении в реку Сатку правого притока речки Карасакаловки. Попробовал Михаил Карнаков сказать главному управителю соляных промыслов и заводов господину барону Григорию Цивилину, что, дескать, широко молодой господин размахнулся, может и силёнок не хватить, да и был бит палкой: «Не твоего ума дело, барон сам знает, что делает». И вот приходилось Карнакову метаться между «нижним» и «верхним» местами.

Несмотря на все трудности, работа спорилась. Строились новые избы, амбары (магазины) для заводских припасов. Пробивали в мёрзлой земле котлованы под фундаменты домен и молотовых фабрик. Росли штабели леса, груды камня. Заготовить материала нужно было много – не шутка – плотина должна быть длиной по верхнему горизонту 190 саженей, да по нижнему 159 (сажень – 2м 10 см).

С постройкой жилья прибывают всё новые и новые люди барона. К апрелю 1757 года было перевезено 500 человек мужского пола вместе с семьями. Прибыли и специалисты – доменные, кричные (молотовые) мастера, меховые, плотинные и другие с действующих заводов Строганова – с Билимбаевского (расположен в 2-х верстах от р. Чусовой, пущен в 1734 году, ныне Свердловская обл., Первоуральский район). Переведён был с Билимбаевского завода и мой кровный предок Яков Афонасьевич Скорынин, 1739 года рождения. Специалисты прибыли и с Добрянского завода (пущен в 1752 году, находился недалеко от Перми).
Мастерам предстояло пустить завод и подготовить для него специалистов, способных создавать металл. К этому времени были срублены дом для управителя, заводская контора, конюшни, кузница да 68 домов на «верхнем» месте для мастеровых.

После весеннего паводка 1757 года приступили к возведению плотины на «верхнем» месте. И тут стало ясно, что прав был Карнаков: силёнок-то не хватает на одновременное строительство двух заводов. Решено было основные силы бросить на строительство плотины на «верхнем» месте. Плотина – это основное сооружение завода, почти половина средств при строительстве завода отводилась на плотину. Её первоочередное строительство диктовалось не только потому, что водная энергия требовалась для работы заводских механизмов. Плотина ограждала будущую территорию завода от затопления весенним или осенним паводком. Место для завода в первую очередь диктовалось удобством строительства плотины. Совершенно исключались места, где высокие берега могли дать высокий подпор воды – не выдержит напора плотина. Русло и долина реки выше плотины должны иметь небольшой уклон, чтобы только обеспечить достаточное скопление воды на годовой цикл работы – от весны и до весны. Такое место и было указано специалистами Главного заводов управления Аистовым и Алексеевым.

На выбранном участке был прорыт длинный узкий котлован поперёк реки вдоль будущей плотины. Весь намытый грунт убрали до твёрдого материкового основания. Затем в котловане установили бревенчатые лиственные срубы и забили их камнями и речной галькой между булыгами. Со стороны будущего пруда и со стороны завода забили сваи из стволов лиственницы – реж. По верху срубов сделали засыпку из глины, мелкого камня – щебня. На засыпку уложили помост из плах, с опорой на реж. В плотине устроили две прорези, т. е. прочные лиственные шлюзы для регулирования потока воды. Один прорез назывался «вешняком» и предназначался для спуска излишних весенних и дождевых вод, которые угрожали плотине. По другому узкому рабочему, или «ларевому», прорезу вода поступала в «водяной ларь» длиной 50 саженей. Это был основной рабочий элемент всего плотинного хозяйства, система трубопроводов разводящих воду из пруда по вододействуемым колёсам, передающим свою силу заводским агрегатам и механизмам.

Строительство плотины к весне 1758 года было закончено. Весенний паводок образовал большой пруд, разливом на четыре версты. Вода готова была отдать свою силу человеку.

Ещё до завершения строительства плотины приступили к возведению доменной фабрики. Недалеко от ларя, рядом с плотиной, была уже подготовлена строительная площадка. Под фундамент ровными рядами забили лиственные сваи, забутили камнем и начали выводить печь. Рядом с первой одновременно стали поднимать вторую домну. Обе возводились одна тесно к другой, с общим литейным двором. Причина этого заключалась в том, что работали печи поочерёдно, так как требовали постоянного ремонта – прогорал горн, выполненный из огнеупорного природного камня. Пара домен составляла доменную фабрику.

Печи сооружали из природного камня, внутри облицовывали горновым камнем на растворе из белой огнеупорной глины. Домна была в виде приземистой башни высотой 7 – 10 метров. В местах подвода дутья воздуха – «фурма» и выпуска продуктов плавки – «лётка» устраивали глубокие ниши. Внутри печи помещали сменяемую каменную плиту из тугоплавкой горной породы (горновой камень, из него тесали и жернова), лещадь, где собирался расплавленный металл и шлак («сок железа»). Лещадь со временем прогорала и её необходимо было менять. На месте добычи (первоначально камень рубили сравнительно не далеко от завода, на Чулковой горе, где были выходы горнового камня) плиту необходимо было обтесать, чтобы придать ей форму четырёхугольника, и поэтому горн печи и шахту (трубу) над горном строили четырёхугольными. К концу XVIII века, после освоения производства шамотного кирпича, шахте стали придавать круглое сечение.

Следующей по важности возводилась молотовая, кричная фабрика – в ней чугун переделывался в железо. Первую молотовую строили из расчёта на три молота и шесть горнов (два горна обслуживали один молот). К осени 1758 года строительство основных фабрик было закончено. Одновременно со строительством завода готовили и сырьё для состава доменной шихты. В состав входит железная руда, флюс и топливо.

Тяжёлым и трудоёмким делом было куренное – выжиг древесного угля, основного топлива для доменной печи. Углежоги жили и зиму, и лето в лесу в рубленых избушках, а больше в балаганах, так как после вырубки делянки приходилось перебираться на новый участок и там проще было собрать балаган, чем рубить избушку.

Информация для любознательного читателя

Балаган – временное жилище в лесу. Основой являются два вкопанных столба или два вертикально стоящих дерева. По верху крепится горизонтальная перекладина, на неё вплотную укладываются колотые вдоль, не толстые брёвна – «плахи» или жерди, уложенные по схеме комель – вершина, сверху закрывают пластинами бересты и её закладывают дерном. Концы плах, жердей закрепляют на задней перекладине высотой не более метра, чтобы и создать уклон для стока воды, и иметь возможность внутри устроить лежанку. Заднюю и боковые стенки забирают из плах или жердей, обивают берестой или просто заваливают сосновым – еловым лапником. Внутри устраивают лежанки, нары или просто наваливают лапник. Вход завешивают рогожами или звериной шкурой.

Рубкой леса на Уральских заводах обычно занимались вольнонаёмные, пришлые работные люди, но под строгим контролем куренных мастеровых. Пришлых учили, как свалить вековую сосну, чтобы она упала, не задавив рабочих, да не повисла на других деревьях, как её раскряжевать для удобства укладки в кучи для «курения» – всему этому нужно было научить неопытных работников. Обязательно во время лесоповала, через определённые промежутки, оставляли «семенные» деревья, сплошной вырубки не было.

Правила рубки прописывались в кондициях (договорах) с рабочими. Лес валили с апреля по начало июля, рубили на кряжи, поленья – чурбаки длиной до двух аршин и сортировали «по принадлежности», берёзу к берёзе, сосну к сосне. Лиственницу не трогали, она при томлении взрывалась из-за большого количества смолы в древесине и разваливала всю кучу. В августе – сентябре дрова укладывали стоймя, с небольшим наклоном к центру, в кучи в круговую в 3 – 4 яруса и 6 – 10 метров диаметром у основания. Между крупными чурбаками наваливали хворост, бересту, сухие сучки – «сучили» кучу для первоначального розжига. Кучи покрывали дерном и сырой землёй, в центре оставляли отверстие и несколько штук (в зависимости от величины кучи), по радиусу для доступа воздуха, для тяги. «Пожог» осуществляли по готовности куч в сентябре – декабре. Разжигали кучи берестой, и когда пламя поднималось достаточно сильно, продухи заваливали землёй и дерном. В зависимости от размеров кучи, углежжение занимало от двух до трёх недель. «Пожог» – это было настоящее священнодействие, искусство куренного мастера! При укладке кучи учитывали почву, на которой она встанет, твёрдый грунт или болотистый, скальная основа или мягкая почва. Обязательно учитывалась «роза ветров» – с какой стороны начинать розжиг. По цвету дыма, исходящего от кучи, решали какой продух открыть, какой закрыть для равномерного отжига. Не дай Бог, если углежог уснёт и не доглядит за кучей – это или недожог, вовремя не приоткрыл тягу и жар приостыл или, наоборот, не прикрыл вовремя, и дрова вспыхнули пламенем – пережог. Штраф и незачёт работы и за то, и за это! Много было несчастных случаев, когда куренной рабочий, регулируя тягу, проваливался в горящую кучу.

Кроме кучного способа углежжения, был ещё и «кабанный», когда дрова укладывались не вертикально, а горизонтально, в невысокие длинные штабеля – кабаны. Принцип выжига был такой же, при более высокой безопасности труда, но производительность кабанного способа была ниже.

При удачном углежжении из одного кубометра дров получали 0,5 – 0,6 кубометра угля. Остывшие кучи разбирали и по зимнику уголь увозили на завод. Вырубка леса на углежжение имела устрашающие масштабы. На выплавку одного пуда чугуна требовалось полтора пуда угля и по четыре с половиной пуда угля на пуд железа. (За сутки домна в среднем давала 219 пудов чугуна, для этого сжигали 329 кубометров угля, для его получения нужно вырубить 986 кубометров леса. Современная лесовозная железнодорожная платформа со стойками перевозит в среднем 50 кубометров леса – почти 20 таких платформ была суточная прожорливость домны!)

На Урале кучной способ выжига угля применялся до второй половины XIX века. Затем появились камерные печи Шварца с циклом углежжения 30 суток. Около Сатки было несколько мест с печами Шварца (Большая Запань, Малая Запань, Романовка и др.) Такие печи в 30-е годы XX века были построены и на берегу реки Ай в Новой Пристани (Айская группа), ныне посёлок городского типа Межевой. Лес заготовляли в верховьях Ая, пилили на чурбаки метровой длины и затем молем, (без вязки плотов), после ледохода, сплавляли до Айской группы. Задерживали топливную древесину бонами на тросах, натянутых через весь Ай между берегами. В Пристани это называлось – «гавань» (в Сатке – «запань»). Задержанные «метровки укладывали на берегу в штабеля и после просушки загружали в печь. Камерное углежжение и сплав леса молем продолжалось до середины 50-х годов. После сплава женщины-сплавщицы шли с баграми, сталкивая в воду «метровки», выброшенные на берег. Женщин на лодках сопровождали мужики, дающие указание как правильно сталкивать брёвна, ну и оказывающие помощь, если женщина падала в воду. Я был ребёнком в то время, но у меня почему-то отложилось в памяти шествие женщин с баграми по берегу Ая в Новой Пристани.

Приготовленный уголь хранили в крытых сараях, не допуская его порчи от атмосферных осадков. В качестве флюса использовали известь, которую так же выжигали в примитивных печах в карьере, где ломали известняк.

Информация для любознательного читателя

Флюсы в металлургической промышленности – это неорганические соединения, которые добавляются к руде при выплавке из неё металла, чтобы снизить её температуру плавления и облегчить отделение металла от пустой породы.

Печи для обжига известняка складывали из дикого камня невысокой шахтой, внизу оставляли поддувало. Укладывали слоями дрова, дроблёный известняк, дрова – известняк и так далее. По мере подъёма сырья поднимали и стенки печи. Заполнив печь до определённого размера (опытным путём), зажигали дрова и по мере разгорания перекрывали верх печи, оставив небольшое отверстие для тяги. При температуре 800 градусов сутки продолжался процесс обжига. После обжига печи разбирали, откидывали непрожжённые камни, а лёгкую отожжённую известь везли на завод. В 30-е годы в Новой Пристани построили шахтные печи для выжигания извести. После капиталистической революции 90-х годов XX века производство извести посчитали нерентабельным и его прекратили. Шахтные печи сохранились до настоящего времени. В середине XIX века известь заменили сырым известняком.

Самый главный компонент доменной шихты – железная руда, её добывали, первоначально, в карьерах на близлежащих рудниках, закупленных у башкир Сартской волости приказчиками Билимбаевской заводской конторы Швецовым и Оразихиным. Постоянный конфликт из-за рудников происходил с соседним Златоустовским заводом. В 1760 году Златоустовская заводская контора доносила в Оренбургское горное начальство, что «барона Строганова Саткинского железного завода Иван Акулов с товарищами завладели отводимыми к Златоустовскому заводу двух железных рудников и с которых ими уже немалая добыча чинена была». Оренбургское горное начальство поправило Саткинский завод, рудники были оставлены за Златоустовским заводом.

Основной базой для Саткинского завода с момента его постройки стал богатый Междусатский рудник, расположенный в 15 верстах от поселения на реке Малая Сатка, с рудой, содержащей 58% железа. По данным 1770 года, Саткинскому заводу принадлежало 13 рудников, запасов которых, по официальным данным Екатеринбургской конторы, хватило бы на 37 лет.

Рудные залежи практически выходили на поверхность. Первое время, после небольшой вскрыши, руду обушками, ломами и кувалдой «копали», грузили на грабарки и свозили здесь же в карьере в небольшие кучи. Руду перекладывали дровами, затем снова руда и слой дров. Подготовленную кучу поджигали и после обжига обогащённую руду везли на завод, и в работу вступали женщины и «малолеты» – дети с 12 лет. Они чугунными молотами дробили руду до величины не более куриного яйца. «Урок» для двух женщин – за смену наполнить мерный ящик, в который входило 200 пудов отожженной и разобранной руды. Позднее, с ростом объёма потребления руды, в доменной фабрике была устроена рудообжигательная печь, в которой использовали раскалённые доменные газы. Производительность обогащения руды выросла, работы дробильщикам – женщинам и малолетам – добавилось. В разных месторождениях руда имела не одинаковый процентный состав железа и примесей, хранили её в отдельных кучах с каждого рудника до плавки и только доменный мастер мог составить соотношение руды, угля и флюса для данной плавки.

К ноябрю было подготовлено достаточное количество древесного угля, железной руды и извести в качестве флюса. В середине ноября приступили к просушке домны. Проводилась она просто. В горн накладывались дрова, колошниковая труба закрывалась чугунными щитами с небольшим окном для тяги. Затем дрова в горне поджигали «малым» огнём, пока не нагреется камень, огонь добавляли по мере надобности и поддерживали его, пока весь горн и трубы просохнут.

После просушки домны всё готово к пуску. Священник освятил фабрику. Все формальности соблюдены. Теперь началась самая ответственная пора – пуск печи в ход. Шихтовые материалы доставляли к печам по земляной части плотины на телегах и далее вручную переносили по деревянному помосту, соединявшему плотину с колошниковой площадкой. В печь шихту загружали отдельными порциями через «колошу», верхнюю часть домны, которая была и выводной трубой, и завалочным отверстием. Колоша всегда была открытой, и поэтому над домной круглые сутки стоял столб пламени и угарного дыма (как и в настоящее время на нашем СЧПЗ). Работа наверху, на колошниковой площадке, выложенной раскалёнными чугунными плитами считалась самой адовой!

Все шихтовые материалы на площадке раскладывались кучками. Через определённое время, известное только доменному мастеру, по его команде засыпщики сбрасывали в устье домны очередную порцию: 26 пудов руды, 2 пуда извести и короб угля. За сутки домна таким образом принимала в себя до тысячи пудов материалов, но печь вначале необходимо было разогреть, задуть. Для этого в холодную домну, в первую очередь, засыпали древесный уголь до колошниковой площадки. На уголь загружалась железная руда в небольшом количестве и известь. Затем в горн, в низу печи, заваливали горящий уголь и после разгорания шихты колошниковое отверстие закладывали чугунной плитой, обмазывали глиной, обкладывали дерном и засыпали песком. По мере сгорания первой загрузки, колошу открывали и добавляли новую порцию шихты. После 8-10 засыпок горн очищали от шлака – «сока железа» и сора. Наступало самое важное время – момент задувки. Воздух подавали принудительно через фурмы (отверстия в низу печи) двумя работавшими по очереди мехами, изготовленными (первоначально) из дерева и кожи и приводимыми в действие с помощью системы рычагов, водоналивным колесом. Но этот механизм был весьма малопроизводителен, слабый поддув воздуха не создавал необходимую температуру горения шихты и потому выход чугуна был небольшой. Позднее, уже на Саткинском заводе, воздух в домну нагнетался доменными мехами, представлявшими собой два пятиметровых ящика, плотно входивших друг в друга. Нижний ящик был неподвижен, а верхний гонялся вверх – вниз с помощью вала, соединённого с вододейственным колесом диаметром 2 сажени – больше 4-х метров. Подмастерье мехового мастера должен был бдительно следить за смазкой меховых ящиков дёгтем или животным салом, чтобы меха не заело, не закусило – нарушится дутьё воздуха, нарушится процесс плавки!

На каждую домну полагалось для ровности дутья по два меха. Силу дутья регулировали подачей воды на колесо. Вот для этой цели в первую очередь и использовалась сила воды, создаваемая заводской плотиной. Воздух (в то время химэлемент «кислород» ещё не знали), проходя через горящую шихту, значительно повышал температуру горения и ускорял выпуск металла, без дутья домна не могла работать. Вся остальная работа вододейственных колёс была связана с обработкой выпущенного металла.

Вначале мехам давался «малый ход». С появлением в горне металла при нормальном ходе печи постепенно добавляли долю руды и флюса и усиливали дутьё. После накопления чугуна до половины горна его выпускали. При дальнейшей работе, когда температура в горне устанавливалась и он достаточно разогревался, выпуск чугуна производили только при наполнении всего горна.

Работа по обслуживанию печи велась в две 12-часовые смены, в каждой из которых трудилось девять человек: мастер, три угленоса, доставлявших шихтовые материалы на колошниковую площадку, засыпщик шихты и его помощник, горн обслуживали подмастерье и двое формовщиков. Всю ответственность за результат плавки нёс мастер печи. Он следил за пропорцией составления шихты, равномерностью её загрузки в печь, интенсивностью дутья и исправностью меховых механизмов, количеством и качеством чугуна, расходом материалов на его получение. Руководил всей работой опытнейший мастер, привезённый с Билимбаевского завода. Во время пуска печи он был недоступен ни для кого! Чем он руководствовался, выбирая тот или иной режим дутья или пропорций в очередной засыпке, – он и сам не мог объяснить толком – здесь и цвет расплавленного металла, и брызги «сока железа», и главное: «Так надо!» Всё основывалось на интуиции и огромном опыте мастера.

Чугун в то время делили на два сорта: высший – серый мелкозернистый шёл на железо и качественные отливки и низший – белый, который шёл на литьё изделий, не требующих высокого качества. Опытные мастера-доменщики уже по виду выпускаемого чугуна определяли, на что он годится. Выпускали чугун два-три раза в сутки через отверстие в пороге домны (лётка), забитое песком и огнеупорной белой глиной. Пробивка лётки и выпуск чугуна – очень ответственный момент. Конструкция домен того времени, с «открытой грудью», то есть с незамурованной передней частью горна, прикрывавшейся заслонкой, позволяла мастеру посмотреть, как идёт плавка и по цвету расплава определить сроки открытия лётки. После пуска часть чугуна расходовали на изготовление литых изделий непосредственно у печи, а оставшуюся часть разливали в чушки (штыковой чугун), после охлаждения и взвешивания отправляли на склад или в кричную мастерскую на передел. Здесь из передельного чугуна делали железо полосовое или прутковое. Сердцем кричного производства был горн, в нём на углях томился, медленно оплавляясь и стекая на дно горна, штыковой чугун. После вторичной переплавки на дне образуется ноздреватый рыхлый ком – крица весом 5-6 пудов.

Неподалёку от горнов устанавливался (один на два горна) молот с наковальней. Молот приводился в действие с помощью двухсаженного вододейственного колеса. Мастер с подмастерьями длинными клещами перетаскивали крицу на наковальню, мастер пускал воду на колесо и, управляя молотом, начинал обжимать раскалённую пластичную крицу, выбивал «сок» (шлак), пустоты и превращал её в железо. Затем этот брусок совместными усилиями перетаскивают на горн для подогрева. Раскалённый металл вновь помещают на наковальню и с помощью разных молотов выковывают или прут, или полосу. Таким образом мастер с подмастерьями выделывал за день не больше 10 пудов железа.

Производительность одной печи составляла 3,5 тонны чугуна в сутки, межремонтный период длился 7-8 месяцев. В течение года печи работали чуть больше 200 суток, оставшееся время находились в ремонте или простаивали из-за отсутствия воды.

19 ноября 1758 года домна дала свой первый чугун, о чём официально было сообщено в Берг-коллегию. Этот день стал днём рождения Троице-Саткинского чугуноплавильного и железоделательного завода. 

Нижнее-Саткинский завод планировали построить в 30 верстах от Троице-Саткинского на правом притоке Большой Сатки реки Карасакаловки. Место было подобрано, проведены подготовительные работы. К январю 1765 года на заводском месте было построено три десятка обывательских домов, часовня, дом заводского приказчика, «кирпичный» сарай (мастерская по производству и обжигу кирпича), но завод строить не стали, так как все средства ушли на строительство «верхнего». Согласно Указу Берг-коллегии от 13 ноября 1756 года, завод на «нижнем» месте должен быть построен к 1761 году, это не произошло. Какие санкции ввело государство против нарушителя указа, к этому времени графа Александра Сергеевича Строганова. Государственный долг не отсюда ли копился, что вынудило Строганова продать завод.

В 1759 году завод выпустил 60 тысяч пудов чугуна, в 1760-м выплавил 73 тысячи 800 пудов чугуна и изготовил 50 тысяч 500 пудов железа. К концу 60-х годов XVIII века на заводе было 12 кричных молотов, «фурмовая фабрика» – производились и обжигались формы для литья посуды. Устроена плющильная фабрика с 2-валковым станом для прокатки полосового и листового железа. В ней установили два молота для разбивки чугунных болванок для последующего передела, один – для правки листов и две печи – для нагрева металла. Здесь же был установлен стан для резки пруткового металла и восемь колотушечных молотов для правки прутов. Был построен литейный цех для отливки посуды и заводского припаса. Работала «меховая» фабрика (производство и ремонт воздуходувных механизмов). Вода с рабочего ларя поступала и на колёса пильной и мучной мельниц.

Уральские заводы того времени были своего рода крепостями, служили для защиты от набегов башкир. Краевед Н. И. Копотилова приводит архивное описание Троице-Саткинского завода: «Вокруг заводского строения и фабрик вверх пруда в расстоянии от конторы в 1 версте для безопасности строен острог или городовая крепость, рубленая из сосновых бревен в угол», срублены три караульные башни. Ларион Лугинин после покупки Златоустовского и Саткинского заводов ремонтирует и усиливает защиту, но это мало помогло во время Пугачёвского бунта.

Вместе с заводскими «фабриками» строится большое количество «магазинов» (амбаров, складов) для хранения заводских припасов, готовой продукции, хлебного провианта. На заводской площади возвели деревянную церковь, заводскую контору, дом управителя завода и три дома для заводских приказчиков. Через речку Сатку были устроены мосты на сваях. Жилые деревянные дома работники завода строили без плана, в беспорядке – где кому понравится. В домах печи, сложенные из кирпича, который формуют и обжигают на заводском «кирпичном» сарае. Одновременно с заводом строится барочная пристань на левом берегу реки Ай, ниже впадения в неё реки Большая Сатка. Местоположение пристани было выбрано с учётом подвоза продукции с двух заводов, но после отказа от строительства нижнего завода место не стали менять. До пристани была прорублена просека, и по зимнику туда стали возить чугун и железо с верхнего завода. Причал, верфи да и сами барки на Айской пристани строили под руководством мастеровых – лодейщиков с Чусовских пристаней.

После ледохода с весенним разливом на воду спускали барки – коломенки, загружали их металлом и с пуском воды со Златоустовского (после 1761 года, с начала работы Златоустовского завода) и Саткинского прудов барки «побежали» в дальний путь на Макарьевскую (позже Нижегородскую) ярмарку. На саткинских барках были опытные сплавщики – кормчие, переведённые на строительство Саткинского завода с Билимбаевского, которые смело проводили барки по бурной реке Чусовой с её многочисленными камнями-бойцами. Весной 1758 года саткинские сплавщики проплыли на незагруженной полубарке до реки Уфы, сделали замеры воды на опасных участках, прорисовали примерную лоцию р. Ай, наметили места стоянок-ночлегов (ночью плыть очень опасно по весенней воде). Много опасностей подстерегало караван на пути: камни, пороги и утёсы «разбойные», мели песчаные да «таши» (камень) подводные! Не все барки доходили до места назначения, некоторые «убивались» полностью и восстановлению не подлежали. Водолив, ответственный за груз на этой барке (если не утонул), нанимал охрану из оставшихся в живых бурлаков и по малой воде поднимали груз со дна на подошедшие пустые барки.

Весной 1759 года первая продукция Троице-Саткинского чугуноплавильного и железоделательного завода поступила на рынок. Завод начал стабильно работать, постепенно расширяясь.

На протяжении XVIII века, особенно со второй половины, складывается система управления огромным строгановским хозяйством. Каждому служащему своего звена управления были определены чёткие обязанности. Развивалась система дистантной (дистанционной) модели управления, чему способствовало изменение статуса владельцев. Возведение в баронское достоинство (1722 год) налагало обязательство службы на пользу государству. Строгановы постоянно жили в Москве и Санкт-Петербурге, служили дипломатами, военными, высшими чиновниками. Заниматься промышленностью и торговлей непосредственно они уже не могли и всё перепоручили главноуправляющим, управляющим, приказчикам. В лучшем случае барон (граф) Александр Сергеевич Строганов, хозяин Троице-Саткинского чугуноплавильного и железоделательного завода, никогда его не видевший, соизволял начертать свою визу на бумаге, подготовленной главноуправляющим.

Всё строгановское хозяйство было поделено на пять округов, во главе которых стоял управитель, ему подчинялась заводская контора, находящаяся в этом округе. Саткинский завод входил в Билимбаевский округ. Правление округов отчитывалось о финансово-хозяйственной деятельности за определённый период времени перед главным управлением Пермским нераздельным имением, которое предоставляло в Петербургскую домовую контору ежемесячные и генеральные годовые отчёты.

Шли годы. Завод расширялся. Катастрофически стало не хватать рабочей силы, хотя к началу шестидесятых годов на завод из строгановских владений переведено 1239 человек с семьями. Сделал попытку Строганов получить государственную рабочую силу. С этой целью пишет рапорт в Берг-коллегию с просьбой приписать к заводу «из государственных ближних Кундравинского села, Нижно- и Верхно-Увельских слобод крестьян». В просьбе было отказано. Мотивировалось это тем, что не следует оголять сельскохозяйственные районы, кому-то нужно и хлеб сеять.

Александр Сергеевич настаивать не стал. Конечно, с его близостью к императорскому двору он бы добился своего, но слишком опасными стали приписные крестьяне, часто бунтовали, отказывались работать. К 1760 году беспорядками были охвачены практически все уральские частные заводы, имеющие приписных государственных крестьян. Волнения были подавлены с помощью военной силы. Зачинщики и активисты подверглись различным наказаниям. После усмирения бунтующих правительство вынуждено было создать комиссию для расследования положения приписных крестьян на Кыштымском, Каслинском и др. уральских заводах. Было выявлено множество злоупотреблений по отношению к приписным крестьянам. Многие служивые люди заводских контор, приказчики были наказаны. Владельцы заводов наказаниям не подверглись. С 1762 года приписка государственных крестьян к частным заводам была прекращена.

В 1761 году двадцативосьмилетний дипломат Александр Строганов был направлен императрицей Елизаветой Петровной в Вену для поздравления эрцгерцога Иосифа (будущего императора Священной Римской империи Иосифа 2) с бракосочетанием. Блестяще выполнив свою миссию, Александр Сергеевич Строганов был удостоен титула – граф Священной Римской империи. (В 1798 году Павел I удостоил его титулом граф Российской империи).

К концу жизни в 1811 году А. С. Строганов – действительный тайный советник 1 класса, обер-камергер, член Государственного Совета, сенатор, кавалер ордена Святого Андрея Первозванного, Святого Владимира 1 степени, почётный командор ордена Святого Иоанна Иерусалимского, президент Российской Академии художеств, главный директор императорской библиотеки, губернский предводитель дворянства в Санкт-Петербурге и др.

Саткинский завод большой прибыли не давал. Несмотря на все старания господских приказчиков, дела шли не так хорошо, как этого желал граф. Денег не хватало. Из-за земель по рекам Куваш и Аю продолжалась бесконечная тяжба со Златоустовским заводчиком Мосаловым.

В 1764 году А. С. Строганов подает прошение в Берг-коллегию о приёмке в казну Саткинского завода в счёт погашения его казённого долга в 125522 рубля. Причину своего отказа от владения заводом он объяснял тем, что существующих рабочих на заводе недостаточно, «…а в происходившем на оный завод переводе крестьян из вотчин моих на расстоянии до 600 верст немалые происходят затруднения». Кроме того, он терпит убыток от падения доходов с его пермских вотчин из-за уменьшения рабочей силы, переводимой на Урал.

В марте 1765 года канцелярия Главного управления Сибирских, Казанских и Оренбургских заводов составила оценочную ведомость Троице-Саткинского завода. В это время на заводе проживали 1701 человек, селение состояло из 309 домов. Годовая производительность составляла: чугуна – 104129 пудов 13 фунтов. Завод обеспечивался рудой с 35 рудников.

Канцелярия оценила завод со всем производством, лесами, рудниками, работными людьми в 81320 рублей 40 копеек. Строганов с такой оценкой не согласился. Только за своих людей он запросил «…считая по доходам мастерства их со всеми их имениями 131840 рублей.». Казна на это не пошла. Сделка не состоялась. В 1768 году блистательный граф Строганов вынужден был под залог Саткинского завода взять в долг у семьи «первого богача России» Саввы Яковлева 70 тысяч рублей на два года.

Информация для любознательного читателя

Савва Яковлев (Собакин) родился в 1712 году в городе Осташков (ныне Тверская область) в семье мещанина Якова Собакина. В 1733 году в поисках счастья отправился в столицу Российской империи город Санкт-Петербург. (В XXI веке тысячи его сверстников отправляются за счастьем в столицу России город Москву). В Петербурге сделал головокружительную карьеру. Начал с уличной торговли, перепродавал вразнос телятину. Торгуя возле Летнего сада, он якобы обратил на себя внимание императрицы Елизаветы Петровны своим сильным звонким голосом. С этого времени становится поставщиком телятины к императорскому двору и многих высших сановников. Первоначальное накопление капитала и высокое покровительство позволило ему заключить ряд выгоднейших сделок. Одно время стал поставщиком провианта для русской армии, но попался на махинациях и еле откупился от военного суда. Будучи сторонником свергнутого императора Петра III попадает в немилость Екатерины II, но скоро добивается расположения и этой императрицы. По её повелению фамилию Собакин сменил на Яковлева. В середине 60-х годов впервые едет на Урал. Яковлев был потрясён богатством и перспективами этого края. С 1766 по 1779 годы он покупает шестнадцать и строит шесть чугуноплавильных, железоделательных и медеплавильных заводов. Вероятно, и кредит Строганову под залог Саткинского завода был дан из расчёта его приобретения, в случае финансовой несостоятельности графа. Савва Яковлев и его потомки сыграли важнейшую роль в развитии дореволюционной уральской металлургической промышленности. Семьдесят тысяч рублей не смогли удовлетворить аппетиты Его Сиятельства графа Священной Римской империи Александра Сергеевича Строганова. В 1769 году интерес к Саткинскому заводу проявил тульский купец Ларион (Илларион) Иванович Лугинин (1721-22 год рождения – 1785 год смерти).

Лугинины – династия тульских купцов первой гильдии. Для записи в гильдию купец должен иметь капитал не менее десяти тысяч рублей. Первогильдийные купцы имели право заниматься международной торговлей и владеть морскими торговыми судами. Это право позволило Лугининым заработать капиталы для вложения в металлургическую промышленность.

Основателем династии считается Корней Никифорович Лугинин. Его сын Иван при строительстве тульскими предпринимателями Мосоловыми «ручных» (без применения вододействующих механизмов) железоделательных заводов являлся их компаньоном. Всего с 1720 по 1739 годы они построили пять заводов в Центральном районе России и на Южный Урал Лугинины пришли с определённым опытом строительства, содержания и управления металлургическим производством.

Первоначальное накопление капитала осуществил отец Л. Лугинина Иван Корнеевич. В одном из донесений в Берг-коллегию Ларион Лугинин говорил о происхождении своих капиталов: «Покойный отец мой, тульский купец Иван Лугинин, с самого начала заведения С.-Петербурга, потом и я с ним вместе производили знатную торговлю при сем Санкт-Петербургском, так и при всех других портах и пограничных местах…» Ларион Иванович входил в десятку крупнейших торговцев России. Накопленные в торговле деньги позволили Л. И. Лугинину приобрести на Южном Урале металлургические заводы у Мосолова Златоустовский и у графа Строганова Троице-Саткинский.

На Южный Урал Лугинина привели родственники – владелец Златоустовского завода Василий Мосолов был деверем сестры Лариона (брат мужа сестры). Купчая сделка между Лугининым и Мосоловым состоялась 27 марта 1769 года. За Златоустовский завод новый хозяин заплатил 85 тысяч рублей и при этом Мосолов пожелал стать «компанейщиком» купца, внеся пай в 5 тысяч рублей. Он не должен был участвовать в управлении заводом, а получал только по 500 рублей в год.

За Троице-Саткинский завод, согласно сделке от 17 июня 1769 года, Лугинин обязался уплатить 185 тысяч рублей (из них 70 тысяч вернуть Яковлеву). Разница в цене заводов 100 тысяч рублей. По оборудованию оба завода были примерно равноценными предприятиями, оба имели по две домны, на Саткинском заводе было двенадцать «кричных» передельных молотов, на Златоустовском – только восемь, но Троице-Саткинский завод имел одну медеплавильную печь, а Златоустовский – шесть. Разница в цене связана с тем, что с Саткинским заводом Лугинин приобрёл 1800 душ «мужеска» пола, а со Златоустовским – 802 человека. Кроме того, Строганов вместе с Саткинским заводом отдал «заводское место» (площадью 120 тыс. десятин) под строительство на реке Арти, в Пермской губернии, в 2-х верстах от впадения её в полноводную реку Уфу. От Саткинского завода до этого «места» было 220 вёрст. На р. Арти была устроена сравнительно небольшая плотина и поставлена мукомольная мельница. (В настоящее время Арти – посёлок городского типа, около 13 тысяч жителей, Свердловская область. Железоделательный завод с 1783 года. С 1828 года выпускает знаменитые косы, закалённые по технологии создателя булата П. П. Аносова).

Сделки на продажу заводов необходимо было оформить в государственной Берг-коллегии. 5 августа 1769 года вышел Указ Ея Императорского Величества Самодержицы Всероссийской «из государственной Берг-коллегии господам генерал-губернаторам, губернаторам, вице-губернаторам, воеводам… полагаем ведать надлежит поданными в Берг-коллегию 1768 года июня 1 дня челобитными просили о даче дозволения о продаже заводов: тулянин и заводчик Василий Мосалов Златоустовского. Господин тайный советник Ея Императорского Величества действительный камергер Государственной коллегии иностранных дел, и кавалер граф Александр Сергеевич Строганов Троицо-Саткинского завода с землями, с лесами, с мастеровыми, работными людьми и с крестьянами и со всеми к ним принадлежностями тульскому купцу и фабриканту Лариону Ивановичу Лугинину в вечное его и потомков владение».

А вот сейчас, уважаемый читатель, обрати пристальное внимание на следующие строки.

В Указе, по просьбе Лугинина, сказано: «Златоустовский и Троицко-Саткинский заводы по объявленной их от предписанных заводчиков тулянина Василия Масалова и графа Строганова продаж, а купца Лугинина по покупке и желанию ево по близости один от другого расстоянии числить за ним Лугининым и за наследниками ево во обществе одним заводом».

Сатка – Златоуст, Златоуст – Сатка – это единый хозяйственно-экономический комплекс, просуществовал 150 лет, до ликвидации в 1919 году Златоустовского горного округа. Многие приказчики, управители заводов переходили с одного завода на другой, проходила постоянная ротация кадров. Много рабочих с Саткинского завода были переведены на Златоустовский. Если хорошо покопаться в родословных, коренные саткинцы найдут своих родственников в Златоусте ещё с Лугининских времён.

После покупки заводов Лугинин прочистил и построил дорогу между двумя заводами, началось формирование единого хозяйственного комплекса при главенствующем положении Златоустовского завода. В 1770 году путешественник, исследователь Паллас отмечает: «Нынешний хозяин вознамерился сей завод вовсе снова переделать, почему он будет гораздо превосходнее чем Саткинский». И далее: «При сем заводе находятся теперь все надобные припасы, а принадлежащий к оному лес в окружности весьма велик, перевоз приготовленного железа по реке весьма легок…» Единственная причина задержки развития завода, считает Паллас, недостаток рабочей силы, «непременных и хороших работников».

В этой записи Палласа, вероятно, по моему мнению, раскрывается причина того, почему Златоустовский завод, а не Саткинский, «будет гораздо превосходнее». Барочная пристань находилась рядом с заводом. Подвоз продукции для погрузки барок и отправки потребителям «железного каравана» должен быть гораздо экономичнее, чем отправка с саткинской заводской пристани, находящейся в 35 верстах от завода. Транспортировка «съест» часть прибыли, если Саткинский завод «будет гораздо превосходнее» и увеличит выпуск продукции.

Вскоре после приобретения заводов новый хозяин пытается частично закрыть недостаток «непременных и хороших работников» на Златоустовском заводе переводом работников со своих предприятий «состоящих в Тульском полусельце Крюкове да в Орловском уездах в селце Андриянове 55 крестьян», а затем ещё 412 «Тульской губернии Алексинского уезду с Покровской полотняной и бумажной фабрик», а также перевёл часть мастеровых с Саткинского завода для обучения неопытных крестьян. Наличие на Златоустовском заводе туляков уже в 1770 году Петер Паллас отмечает по характерным для тульских крестьянок головным уборам.

Экспедиция Петербургской академии наук под руководством Палласа побывала в наших краях через год после покупки Лугининым Саткинского и Златоустовского заводов.

Информация для любознательного читателя

Петер Симон Паллас родился 22 сентября 1741 года в Берлине. Получил прекрасное домашнее образование. В 13 лет (1754 – 1758 гг.) посещал лекции в Медико-хирургической коллегии в Берлине, учился в университете Галле, затем – в Геттингенском университете. Продолжил обучение в Лейденском университете и в 1760 году защитил докторскую диссертацию по медицине, ему было 19 лет. Занялся научной работой, проявил высокую наблюдательность и проницательность, немецкую пунктуальность и отменное трудолюбие, опубликовал несколько научных работ, чем и заслужил уважение и признательность европейских учёных.

В декабре 1766 года Петербургская Императорская Академия наук и художеств избрала Палласа заочно действительным членом и профессором натуральной истории. Императрице Екатерине 2 Палласа порекомендовали как блестящего учёного, способного выполнить задуманное ею разностороннее исследование России. По её приглашению в 1767 году двадцатишестилетний ученый с молодой женой (которую он отбил у немецкого генерала) приезжает в Санкт-Петербург. Молодому учёному было поручено возглавить первый отряд «Оренбургских физических экспедиций» по обследованию провинций Российской империи. Экспедиция началась в 1768 году и продолжалась 6 лет. Были обследованы огромные территории России – Сибирь, Алтай, Урал и др. Зимние периоды путешествия учёный использовал для обработки собранных материалов, которые отсылал в Петербург для печати.

В 1770 году обследовал Урал, изучал многочисленные рудники, геологическое строение и природу Каменного пояса. Побывал Паллас (русские его звали Петром Семёновичем) и на наших заводах – Саткинском и Златоустовском. Описание наших заводов в его пятитомном отчёте «Путешествие по разным провинциям Российского государства» встречается, наверное, в каждом местном краеведческом материале. Поддержу эту традицию и я. «Троицо-Саткинский завод, бывший прежде сего в числе заводов его сиятельства графа Александра Сергеевича Строганова, продан ныне тульскому купцу Иллариону Лугинину, и имеет свое положение над непосредственно в Ай впадающей речкой Большая или Улу – Сатка, именуемая пониже устья, где она с Малой Саткой сливается. Плотина до 100 саженей утверждена весьма крепко, здания заводские по большей части в хорошем состоянии, и состоят из двух доменных, которые обыкновенно только летом действуют, а зимой едва воды для одних молотов довольно, из трёх молотовых, в каждом четыре молота, из коих один держится про запас, и из трех надлежащих к трем молотам горнов. Потом следует небольшой медный завод, при котором одна плавильная печь находилась, а ныне еще и другая прибавлена. Тут же есть новый литейный дом к литью посуды и заводских припасов, да якорная и малая кузница с кладовыми для железа амбарами. Все сия строения на восточной стороне, на которой большая часть домов находится. На другом конце плотины есть еще пильная мельница о двух станках.

Число собственно к заводам принадлежащих работников и жителей будет 1800, сверх коих еще 500 человек нанимают приходящих по пашпортам работников, дома коих выстроены на косогоре при берегах заводского пруда, без всякого порядка, в неправильных улицах». По данным участника Академической экспедиции И. П. Фалька, в посёлке при Саткинском заводе в 1771 году было 690 дворов, проживало 1220 мужчин и 1212 женщин. Свидетельство очевидцев – это очень ценный исторический, фактический материал.

Перед новым хозяином остро стоит проблема недостатка рабочей силы. Для её смягчения в 1772 году Ларион Лугинин приобрёл у Порфирия Демидова три завода: Корельский, Верхне-Чугунский и Нижне-Чугунский в Нижегородской губернии за 30 тысяч рублей, на заводах числилось 439 ревизских душ. Приобретение полуразрушенных, не работающих заводов он, в прошении Берг-коллегии, мотивировал тем, что заводы, дескать, восстановит, будут они железоделательные, а передельный чугун станут возить с Уральских заводов.

Восстанавливать заводы не стал, да и куплены они были только из-за заводского персонала – обученных, опытных мастеровых металлургического производства. Купец, в десятке богатейших людей России, но не дворянского сословия, покупать крепостных людей не имел права. Мастеровые были прикреплены к заводу, продавались вместе с заводом как заводской инвентарь. С разрешения Берг-коллегии Лугинин переводит мастеровых с семьями на Златоустовский и частично на Саткинский заводы.

Центральным органом управления заводским комплексом являлась домовая Тульская контора во главе с самим владельцем Илларионом (Ларионом) Ивановичем Лугининым. К этому времени он приобрёл большой авторитет и избирается Тульским городским головой (мэр), кстати, свои обязанности он исполнял «безденежно», на общественных началах, более того, он свои денежки вкладывал в городское хозяйство.

Делами Уральских заводов на месте занимался его сын – Максим Илларионович, он назначал основных приказчиков на заводах, следил за поставками сырья и сбытом продукции. Ларион Иванович возлагал на него большие надежды как на будущего наследника.

Административным центром заводского комплекса стал Златоуст. Златоустовская заводская контора управляла и контролировала работу Саткинского и вновь построенных Миасского, Кусинского и Артинского заводов. Во главе Златоустовской конторы с 1769 по 1774 годы находился приказчик, крепостной служащий Степан Маршалов.

Контора Саткинского завода в 1770 году состояла из приказчика (управитель) с должностным окладом 100 рублей в год, двух конторщиков (вероятно обученных грамоте – письмоводители) – 40 рублей, «расходчик» (денежная касса, провиант) – 36 рублей, два «запасчика» (учёт и приёмка заводского припаса, учёт готовой продукции) – по 36 рублей, фабричный надзиратель с помощником и штейгер на рудниках (рудный мастер) – от 15 до 36 рублей.

Доходы мастеровых и работных людей, рабочих завода, дающих прибыль владельцу предприятия независимо от того, кто он – граф, купец, казна, советское государство или современный буржуй, складывались из 2-х частей. В XVIII веке это оплата за заводскую работу (денежная и провиантом в виде ржаной муки 2 пуда в месяц на взрослого, 1 пуд на «малолета» и один пуд на семью – женщин и детей до 12 лет). Вторая часть – доходы от собственного хозяйства (скотина, огород, лесные заготовки. В советские времена и в эпоху недоразвитого капитализма – это «дача», но не где отдыхают, а где работают ).

В денежном выражении заработная плата составляла у мастеровых основного производства от 25-30 до 50 рублей в год, доменным платили 36 рублей (в 1790 году увеличили до 60 рублей в год), молотовым мастерам и куренным – 40-45 рублей. На вспомогательных работах: угольный мастер с 1 короба угля – 1 коп., кладка куренной кучи – 1 коп. с кучи, ломка кучи – 1 коп., доменная засыпка – 30 коп. в неделю, работные люди в основных фабриках (цехах) – 6-17 рублей в год. Женщинам на вспомогательных работах платили подённо – 5-9 коп. в день.

Практически все постоянные рабочие Саткинского завода имели своё хозяйство. По данным конца 90-х годов XVIII века, на 2561 работника приходилось 924 лошади, 1195 коров, 727 овец, 185 свиней. Для обеспечения кормами животных летом их владельцам предоставляли отпуск, «страдные» покосные дни.

Примерные цены в середине и конце XVIII века: мука ржаная – 30-40 коп. за пуд, пшеничная – 40 коп. за пуд, масло животное – 1 руб. 30 коп., масло конопляное – 80 коп., говядина – 80 коп., свинина – 80 коп., сельдь солёная – 20-40 коп., сахар – 8 руб. Ну, и для сравнения – в середине XVIII века крепостной, помещичий дворовый крестьянин (без земли) стоил: мужчина 40 лет – 30 руб., жена его 25 лет – 10 руб., мужчина – 23 года – 40 руб., женщина 30 лет – 8 руб., дети её: сын – 4 года – 5 руб., дочери 9 лет – 3 руб., 1 год – 50 коп.

Если средний заработок квалифицированного уральского мастерового определим в 30 руб. в год, то за месячный заработок он мог бы приобрести (или–или): 152 кг ржаной муки, 102 кг пшеничной муки, 31 кг животного масла, 51 кг конопляного масла, 51 кг говядины, 34 кг свинины, 102-204 кг сельди, 5 кг сахара. Может ли современный (первая четверть XXI века) квалифицированный рабочий Саткинского чугуноплавильного завода приобрести на свою месячную заработную плату такое количество продуктов?

Новый хозяин дело повёл по-новому. Резко подскочила производительность завода. В период с 1769 по 1774 годы завод ежегодно давал чугуна от 152828 до 182856 пудов! (В 1760 году выплавлено 74986 пудов чугуна, в 1769 году – 117865 пудов).

В 1768 году, ещё при Строгановском владении, на Саткинском заводе была задута небольшая медеплавильная печь. В 1769 году она выпустила 99 пудов меди, в 1770-м пущена в ход ещё одна печь, и производство меди выросло до 800 пудов. На Златоустовском заводе в этот период выпускали от 1 тысячи до 2-х с половиною тысяч пудов меди. Максим Лугинин просчитал рентабельность производства меди на заводах и отписал батюшке в Тульскую домовую контору: «вод на тех заводах весьма недостаточно и тому же медные к ним рудники лежат в далном от заводов разстоянии, что делает для заводчика трудный и дорогой провоз». Получив эти соображения своего сына, Ларион Иванович пишет прошение в Берг-коллегию с просьбой о закрытии медеплавильных печей на Саткинском и Златоустовском заводах и разрешении построить медеплавильный завод «на речке Мияз». Разрешение было получено в 1773 году, но на Урале начались волнения «башкирцев» и работных людей, которые переросли в «русский бунт – бессмысленный и беспощадный», на заводы пришли атаманы Емельяна Пугачёва. Медеплавильные печи были уничтожены вместе с заводами, а «на речке Мияз» медеплавильные печи задули только в 1777 году.

Тревожная обстановка вокруг заводов ощущалась давно. Местные башкиры не всегда проявляли дружелюбие к пришельцам, которые рубили лес, ломали борти и забирали мёд, пугали лесных зверей, на которых они охотились. Продажа лесов старшинами рядовых соплеменников мало касалась – денег за это они не видели и потому лес считали своей собственностью и чужих там видеть не хотели. Лугинин, после покупки заводов, предвидя не совсем любезное отношение к ним местных башкир, в первую очередь занялся ремонтом ограждения заводских территорий.

В 1772 году на обоз, в котором следовал Максим Лугинин с отчётами о работе заводов к отцу в Тулу, напали башкиры. Охране с трудом удалось отбиться от них. Неспокойно было и на самих заводах. Проявляли недовольство вольнонаёмные рабочие, численность которых на Саткинском заводе достигала 1200 человек. «Обзадаточные» люди, получив «задаток» (аванс) за определённую работу (рубка леса, выжиг угля, копка руды, перевозка готовой продукции и т. п.), не выполнив её, пытались бежать с заводов. Лугинины для предотвращения таких попыток держали на службе башкир, которые «тех беглых ловят, за что им, башкирцам, дают за каждого человека по рублю или по чему у них договор состоится, а после оные деньги на счет их же становится». (Может, не совсем корректная аналогия: в Китае взяточников расстреливают, а счёт за потраченные патроны семье предоставляют).

В декабре 1773 года на Саткинский завод пришли пугачёвские атаманы. Заводское население сдалось без сопротивления. Бунтовщики забрали заводскую казну, порох, оружие, пушки. В свои ватаги прихватили «охочих» людей да и тех, кто им был нужен – молодых, здоровых. Завод не нарушали, казни не устраивали, посёлок не жгли. Летом 1774 года в Сатку пришёл Пугачёв, «император Пётр III, завод был разрушен, заводской поселок сожжён.

В январе 1775 года Емельян Иванович Пугачёв в Москве, на Болотной площади, поднялся на эшафот. Поклонился на все четыре стороны, попросил прощения у русского народа и положил голову на плаху. Просвещенная Императрица Екатерина Великая милостиво заменила четвертование отрубанием головы. Крестьянская война закончилась. Уральские заводчики стали считать убытки.

В декабре 1775 года приказчик, доверенное лицо Л. Лугинина в Санкт-Петербурге купец А. Духанин посылает доношение в Берг-коллегию: «Бунтующими злодеями всех заводских служителей и крестьян дома разграблены, все без остатку сожжены, служители же и крестьяне при заводах и на прочих местах были побиваемы до смерти и вешены, другие мучены разными тиранскими побоями… А многие забраны в их злодейские толпы, в коих и удержаны, прочие же все без остатку с погоревших мест выгнаны теми злодеями вон и расселены были по разным отдельным местам, отчего претерпели великое изнурение».

Всего на Златоустовских заводах погибло 509 человек, из них на Саткинском заводе 298 «мужеска» душ, без вести пропало 294 человека (в бега ушли?) По данным 4 ревизии 1782 года, на Саткинском заводе числилось 877 мужчин. В 1769 году, после передачи завода от Строганова во владение Лугинина, на Саткинском заводе было 1800 мужских душ. За 13 лет мужское население (женщины в «ревизских сказках» не учитывались) уменьшилось в два раза, на этом сказались переводы мастеровых людей на Златоустовский завод, затем – на Миасский, ну и, конечно, потери во время Пугачёвского бунта.

Саткинский завод разрушен, сильно повреждена плотина, домна пришла в негодность, уцелело только несколько кричных горнов. Сожжено 663 обывательских дома, сгорела церковь, долговых записей уничтожено бунтовщиками на 40 тысяч 250 рублей.
Приказчик Саткинского завода Николай Кураев (управлял заводом с 1775 по 1787 годы) в донесении Берг-коллегии сообщил, что на восстановление завода требуется 285 тысяч 392 рубля. Лугинин добавил к этой сумме стоимость завода с учётом реконструкции после Строганова – итого 514 тысяч 217 рублей. Просил приписать к заводам 2000 государственных крестьян и на покрытие всех убытков, для скорейшего восстановления заводов, запросил ссуду в 300 тысяч рублей. Для охраны заводов от бунтовщиков просил у Оренбургского губернатора выставить воинскую команду, да чтобы содержалась она за казённый счёт.

«Всё, что нажито непосильным трудом…» «Разорение сие поглотило, почти все то, что было нажито с покойным отцом моим и много больше нежели в 50 лет от дел торговых» жаловался Лугинин. Зря плакал Ларион Иванович – денежки у него были. На восстановление заводов ему выделили вместо затребованных 300 тысяч всего 102 тысячи рублей, но уже в 1776 году заводы восстановили, домны дали плавку, да в это же время строился и Миасский завод и туда уходили деньги.

В сентябре 22 дня 1776 года новая беда пришла на Саткинский завод – после продолжительных дождей прорвало заводскую плотину. Вода унесла много заводского припаса – только угля 30 тысяч коробов. (Размеры короба приводит П. П. Аносов в своей работе «Систематическое описание горного и заводского производства Златоустовского оружейного завода 1819 года» «Короб – длиною в верху 3 1/2 аршина, внизу 3 аршина, шириною вверху 1 1/2 аршина, внизу 3/4 аршина, вышиною 1 1/2 аршина», аршин = 71 см). По подсчётам эксперта главного заводского управления унтер-шихтмейстера Петра Рязанова, ущерб составил 60 тысяч 616 рублей. Окончательно заводское производство на Саткинском заводе запустили в 1777 году.

Одновременно с возведением заводских «фабрик» пришлось строить и новую барочную пристань. Айскую, построенную в 1757 – 1758 годах, сожгли бунтовщики – «башкирцы». Место для новой пристани определили ниже старой по течению реки Ай на левом берегу, расстояние от пристани до завода сократилось вёрст на пять.

Восстановлением заводов занимался непосредственно Максим Лугинин через управителей отцовских заводов. Батюшка, Ларион Иванович, жил в своих тульских вотчинах, занимался городскими делами Тулы, посещал столицу, выбивал в Берг-коллегии денежки для строительства Уральских заводов.

В октябре 1776 года главным управителем Златоустовских заводов стал Федот Иванович Ахматов, которого Ларион Иванович прислал из Тульской домовой конторы. Новый управитель был наделён широчайшими полномочиями, руководил не только заводским производством, но и присматривал за молодым хозяином. В доверенности, выданной Лугининым, было сказано: «Во всем тебе верю и прекословить не буду». По приезду на Урал Ахматов собирает «производственное совещание», куда прибыли все заводские приказчики Златоустовских заводов. Основная мысль его доклада: «Когда вы будете безобразно пьянствовать, и о порученных должностях не станете иметь должного попечения, то за сие будете от должности сменены и в работу отданы будете, о чем вам помнить». (Цитирую по материалам замечательного исследования Лугининского периода Златоустовских заводов историка Е. С. Бочкарёвой.

Ахматов завёл порядок еженедельного отчёта заводских приказчиков о проделанной работе – «седмицы». Если приказчик не мог приехать к главному управителю (только по уважительной причине), отчёт отправляли с нарочным. Все «седмицы» обязательно проверялись и не дай Бог кто-то соврал, в лучшем случае будет бит палкой, а то и «в работу отдан будет». Все приказчики лугининские были из крепостных, выбились в «руководящие» только из-за своей природной сметки, и с ними особо не церемонились – можно и новых подобрать. (Ахматов был вольный).

После восстановления Саткинский завод в 80-е годы XVIII столетия выплавлял в среднем до 120 тысяч пудов чугуна в год, более 80% отправляли в передел, в 90-е годы в среднем 138 тысяч пудов. Полосового железа выковывали в неделю от 90 до 100 пудов. В 1780-е годы среднегодовое производство железа различных сортов составляло 69 тысяч пудов, в 90-е – до 90 тысяч пудов.

В Саткинском городском краеведческом музее хранится копия документа 1782 года «Планъ Саткинскаго завода. Заводскаго и домоваго строения Тульскаго купца и заводосодержателя Лугинина». На плане показан Саткинский завод, восстановленный после его уничтожения во время Пугачёвского бунта. На нём показано:

«Церковь Св. чуд. Николая и С. Троицы». (В настоящее время Саткинский краеведческий музей). «Кантора». (В настоящее время – контора Саткинского чугуноплавильного завода). «Домъ гасподской». (В настоящее время – Саткинский районный военкомат). «Доменной корпусъ». (Территория завода, основной цех). «Плотина». (Где была, там она и есть). «Сливной мост». («Вешняк», на плотине со стороны нынешнего ж/д вокзала). «Фабрика молотовая». (Кричная, переделывали чугун в железо. Территория завода). «Фурмовая». (С помощью медных «фурм» (форм) литьё из чугуна самых различных бытовых изделий: оградки, печные заслонки, плиты, задвижки, чугуны, сковородки и другое. Территория завода). «Лесопильная мельница». (В начале плотины со стороны ж/д вокзала, подальше от огнеопасного производства). «Кузница». (Территория завода). «Хлебные анбары». (На площади, между заводской конторой и церковью). «Анбары для железа и леса». (На территории завода). «Меховая». (Фабрика изготовления и ремонта «мехов» для дутья в доменном корпусе, в фурмовой и др.) «Конюшня». («Транспортный» цех, размещались лошади, принадлежавшие заводу. Многие мастеровые работали на своих лошадях). «Обывательские дома». (Заводской посёлок). 

Сбывали продукцию Златоустовских заводов, в том числе и Саткинского, в основном, водным путём по реке Ай во время весеннего половодья на барках-коломенках. Коломенки строили на новой пристани Саткинского завода мастера-«лодейщики» по образцу и подобию коломенок, которые делали на старой, Айской пристани. Неуклюжие, плоскодонные баржи длиной до 20 саженей (42 метра), шириной 4 сажени и борта 3 аршина (чуть более 2-х метров), полностью загруженные осадку давали 1 метр. В Златоустовском архиве я встретил документ (за 1866 год), из которого, косвенно, можно вывести грузоподъёмность коломенки – около 35 тысяч пудов! (О строительстве барок-коломенок и о «железных караванах» я написал в очерке «Как по Аю железо плавало» в работе «Саткинская Новая пристань на реке Ай»). Коломенки, отправляемые от Златоустовской пристани, были меньшей грузоподъёмности, меньших размеров, так как пристань находилась в верховьях Ая, и большегрузные барки сложнее было провести по реке. Много продукции Златоустовского завода отправляли с Кусинской пристани, расположенной ниже по течению Ая. Златоустовские караваны сопровождали незагруженные барки, на которые перегружали часть груза с «обмелевшего» судна.

Караваны Златоустовских заводов спускались по Аю до реки Уфы, затем – в Белую, Каму, Волгу, Оку. Основной объём продукции сбывали на рынках Поволжья, Москвы и Санкт-Петербурга. Часть продукции везли сухопутным путём на Троицкий рынок (180 вёрст от Златоуста) и продавали среднеазиатским купцам.

В 1778 году в семье Лугининых случилось несчастье. Внезапно умер надёжный помощник, единственный наследник Лариона Ивановича, тридцатилетний сын Максим. Как он умер – своей смертью, несчастный случай или убийство – документы умалчивают. У него остались трое несовершеннолетних сыновей: Иван, Ларион, Николай и дочь Александра. Сыновья числились на военной службе, но жили дома.

Информация для любознательного читателя

Внуки Иллариона Ивановича с 1776 года числились на службе в лейб-гвардии Преображенском полку. Были записаны в полк, когда Ивану исполнилось 11 лет, Лариону – 7 лет, а младшему Николаю не было и 1 года.

Служить в элитном гвардейском полку могли и не дворяне. Солдат переводили из армейских «полевых» и «гарнизонных» полков за грамотность, воинскую стать и военный опыт. Дослужившись за долгие годы до офицерского звания, капрал, сержант становился дворянином. Для получения офицерского чина, проведя годы «солдатчины» в родном поместье, дворянских «недорослей» записывали в полк с раннего детства. Для приобретения своим наследникам дворянства, через получение офицерского звания, купцы Лугинины (осмелюсь предположить), за определённую мзду, записали купеческих недорослей в полк в бомбардирскую роту. «Отслужив», по записи в полковой канцелярии, 9 лет, они «капитанскими чинами» вышли в отставку.

Согласно Петровской табели о рангах, лица, получившие офицерские чины, становились потомственными дворянами. Это давало им и их детям (потомству) дворянское звание, передаваемое по наследству. Потомственные дворяне имели привилегии: право беспрепятственного выезда за границу, право торговать хлебом, в том числе и на экспорт, право владеть фабриками, заводами, рудниками, право собственности на поместья и крепостных крестьян с их покупкой и продажей, право беспошлинно «выкуривать» для себя несколько вёдер водки (полугара) в год и другое. Александра Максимовна в 16 лет была выдана замуж за графа Протасова и стала графиней.

Златоустовские заводы после смерти Максима остались под руководством главного управителя Ахматова. Ларион Лугинин, расставив во всех своих представительствах в Москве, в Санкт-Петербурге, в Тульских вотчинах верных людей, сложив с себя полномочия Тульского городского головы, в 1780 году переезжает на Урал – Ахматов верный слуга, но хозяйский пригляд нужен! В Златоустовском заводе строит двухэтажную каменную усадьбу, которая впоследствии на долгие годы стала и жильём, и конторой Горного начальника Златоустовских заводов и оружейной фабрики. В настоящее время там находится Златоустовский краеведческий музей.

В 1785 году октября 31 дня хозяин уральских заводов, Тульских вотчин и полотняных мануфактур, торговых международных представительств в морских портах и столицах России, владелец тысяч крестьян и крепостных рабочих найден мёртвым в своей усадьбе. Внезапная смерть крепкого, ничем не болевшего мужика («предпенсионного» возраста – 63 года) породила слухи о насильственной кончине Лариона Ивановича. Дескать, спал он на железном сундуке, где хранилось его «богачество», и задушил его слуга, чтобы залезть в сундук. По другой версии, убил его посторонний человек, якобы влезший через окно в усадьбу и попытавшийся вскрыть железный ящик.

Две недели прожила вдовой Татьяна Терентьевна и умерла 16 ноября того же года. От чего умерла – от тоски по любимому мужу? или помогли уйти в мир иной единственной наследнице капиталов и имущества богатейшего уральского заводчика? После смерти Татьяны Терентьевны наследниками движимого и недвижимого имущества и денежных средств в 2477375 рублей стали несовершеннолетние внуки (совершеннолетие с 21 года): Иван – 20 лет, Ларион – 16 лет, Николай – 10 лет и внучка Александра – 14 лет.

Вступить в наследство, управлять всем хозяйством и совершать сделки внуки до достижения совершеннолетия не имели права. Над ними была установлена опека в лице П. М. Гусятникова, родственника, мужа их родной тётки Анны Ларионовны и генерал-губернатора Калужского и Тульского наместничеств М. Н. Кречетникова.

Наследники первое время в заводские дела не вникали, а дядюшка вёл себя как полноправный хозяин. Сохранились документы о переводе на Преображенский медеплавильный завод, которым владел П. М. Гусятников, 500 ревизских душ из Сатки и Златоуста, но налоги за них продолжали платить из прибыли Лугининских заводов. По указанию Петра Михайловича отправляли безденежно продукцию Златоустовских заводов в его ведомство и др. Да, в бизнесе родственников нет - как в XVIII веке, так и в XXI!

В 1793 году старший брат Иван был определён «над общим имением опекуном, а к Лариону Максимовичу и Николаю Максимовичу попечителем». Иван Максимович не горел желанием управлять огромным заводским хозяйством. В его ведение переходили предприятия Златоуста, Сатки, Миасса, Кусы, Арти, большие имения с крепостными крестьянами в Тульской и Костромской губерниях. Для Ивана главным было – столичная жизнь с её кутежами, картами и развлечениями. Дед и отец его были купцами с деловой хваткой, с умением выкрутить прибыль из любого дела. Иван стал дворянином и умел только тратить дедовские капиталы. «Золотая» молодёжь, мажоры XXI века тоже тратят родительские деньги, которые их родители получают от предприятий, умело «прихватизированных» в 90-е годы XX века. Криминально или по чубайсовскому закону, но они проявляли деловую хватку, вырывали друг у друга бизнес и сейчас стали уважаемыми предпринимателями, честными слугами народа, готовыми всё отдать (или почти всё), для блага верхушки Родины.

Проявил интерес к заводской жизни, к управлению хозяйством средний брат Ларион Максимович. Переехал на постоянное место жительства в Златоустовский завод. Объехал все Лугининские заводы, познакомился с производством, с управителями предприятий. Неоднократно приезжал на Саткинский завод, сплавлялся на полубарке от Златоуста до Саткинской коломеночной пристани на реке Ай.

В конце 1794 года Ларион погиб, объезжая дикую лошадь. Рок висел над семейством Лугининых, умирали не своей смертью деловые, инициативные мужики. Братья его стали единственными наследниками дедовских предприятий, но интереса к управлению огромным хозяйством они не имели. Отсутствие контроля над предприятиями, постоянная нехватка денежных средств вели к запущенности заводов, падению производства товарной продукции и, как прямое следствие этого, отсутствие денежных средств в заводской кассе.

Плановые ремонты основных «фабрик» завода не проводились, не говоря уж о модернизации производства. В запустении были не только производственные помещения, но и жилые дома «обывателей» заводских посёлков, служителей, мастеровых и работных людей.

Новые дворяне Лугинины прекратили торговые купеческие дела своих предков. Зазорно, дескать, дворянину коммерцией заниматься. Они нашли новое применение дедовским капиталам, стали приобретать имения с крепостными крестьянами – получили на это право, став дворянами! Самым крупным стало приобретение 17 мая 1790 года у князя Репнина имения на реке Ветлуге с сёлами и деревнями с крепостными числом 4015 ревизских душ.

Информация для любознательного читателя

Ветлуга – река в центре Европейской части России, левый приток Волги. Протекает по территории (совр.) Кировской, Костромской, Нижегородской областей и Республики Марий Эл. Длина реки 889 км. Для сравнения – река Ай 549 км.

 

Крепостных постепенно переводили на Урал, на новые заводы Миасский, Кусинский, Артинский. Часть переведена была и на старые заводы, так на Саткинском заводе появился посёлок Ветлуга, уничтоженный при разработке магнезитовых руд во второй половине XX века.

Пока главным управителем Златоустовских заводов был Федот Ахматов, верный традиции управления, заложенной умершим хозяином, несмотря на нехватку денежных средств, предприятия ещё как-то сводили концы с концами. В 1787 начато долгожданное строительство Артинского завода, место было куплено у башкир ещё бароном Строгановым. Продолжалось строительство Кусинского завода.

В 1795 году, будучи вольным человеком, Ахматов уходит от Лугининых и становится в Челябинске купцом 2 гильдии с торговым капиталом в 5 тысяч рублей. Главным управителем Златоустовских заводов стал Николай Корепанов, получивший вольную ещё при жизни Лариона Ивановича в 1785 году, но, со всем своим управленческим опытом, при полном безразличии хозяев к заводским делам, он уже сделать ничего не мог.

После смерти Лариона Максимовича его доля наследства перешла к братьям. Личные долги старшего брата Ивана, который во время кутежей выписывал векселя, не глядя на сумму, переходили на всё наследство.

Информация для любознательного читателя

Вексель – ценная бумага, выпуск и обращение которой происходит согласно особому законодательству, которое называется вексельное право. Такие ценные бумаги удостоверяют задолженность одного лица (должника) другому лицу (кредитору), выраженную в денежной форме. Право на долг может быть передано другому лицу посредством приказа владельца векселя без согласия того, кто его выписал.

В январе 1797 года братья Лугинины поделили всё дедовское наследство. Уральские заводские округа, по жребию, достались Ивану, а имения в Тульской и Костромской губерниях, полотняная фабрика отошли Николаю. Разницу в оценке долей имущества в 330 тысяч рублей Иван должен был выплатить Николаю в рассрочку.

Причиной раздела имущества стали большие личные долги И. М. Лугинина, которые ложились и на долю младшего брата. Инициатором раздела стал опекун, он же тесть Николая Максимовича, который не хотел свою дочь видеть «нищей» из-за долгов Ивана. Кстати, Николай женился в 17 лет.

В создавшейся ситуации Иван Максимович, которого окружающие характеризовали как «жалкого и слабого человека», пишет письмо императору Павлу I с просьбой назначить над ним и его заводами попечителей. Попечители были назначены в лице господ генерал-майора Николая Федцова и сенатора Николая Мясоедова.

Узнав о готовящемся банкротстве Ивана Лугинина, векселя займа кредиторы стали предъявлять пачками! Кому и сколько задолжал Иван Максимович, он узнавал только сейчас. Даже верный Ахматов, бывший главный управитель, предоставил вексель на суммы, якобы потраченные им на заводские нужды. Сестра, графиня Александра Максимовна Протасова, затребовала свою долю наследства в 230 тысяч рублей.

Разорение, постигшее Златоустовские заводы при наследниках, ударило и по заводскому населению. Изношенное оборудование, разрушающиеся постройки не позволяли рабочим иметь хорошую оплату труда, чтобы кормить семью. На Артинском заводе, из-за отсутствия денежных средств, не закупали и не выдавали рабочим провиант. Во избежание голода, хлебом поделился Саткинский завод. Недостаток денежных средств не давал возможности нанимать вольнонаёмных рабочих, в разные годы нанимали до тысячи человек, а то и больше! На постоянных работников взвалилась удвоенная нагрузка при той же оплате труда.

В этих условиях, чтобы рассчитаться с долгами и вложить деньги в производство, попечители настаивают на продаже заводов. Иван Максимович даёт согласие и сообщает об этом в Берг-коллегию: «Рассуждая, что имение мое, в заводах состоящее, обременено долгами, кредит конторы нашей упал, из доходов заводских ни какого изворота не сделать; и претензий кредиторов, доверивших капиталы свои конторе нашей, удовлетворить не можно, течение заводов почти остановилось, казенная польза теряет свои доходы. Я в таких тесных обстоятельствах неминуемо буду вовлечен во всеконечное разорение. Во отвращении сего и для соблюдения государственной пользы, и удовлетворения кредиторов наших решил я имение мое продать».

Из трёх претендентов на покупку заводов – Федота Ахматова, отставного майора Хрущёва и Кнауфа, попечителей устроило предложение московского купца первой гильдии А. А. Кнауфа.

Информация для любознательного читателя

Ганс Петер Андреас Кнауф родился в городе Киле, столице герцогства Гольштейнского, в семье сапожника. В 1784 году, в возрасте 19 лет, появился в Санкт-Петербурге, сопровождая двоюродного брата к родственникам, которые занимались торговой деятельностью. За четыре года прошёл обучение коммерческому делу и в 1788 году переехал в Москву, где нашёл работу в торговой голландской фирме. Путём удачных сделок за семь лет сколотил хорошее состояние и в 1795 году совместно с партнёром англичанином основал крупную торговую фирму, записался в купеческое сословие и немец стал московским купцом 1-й гильдии. В 1796 году получил право участия в управлении имением обанкротившегося московского купца П. М. Гусятникова, владевшего на Урале Преображенским медеплавильным заводом. (Вспомни, уважаемый читатель, Гусятников муж родной тётушки братьев Лугининых, опекун наследников умершего хозяина Златоустовских заводов).

Кнауф, получив информацию от Гусятникова о Лугининских предприятиях, начинает переговоры с попечителями о покупке или аренде Златоустовских заводов. В ноябре 1796 года была заключена сделка о покупке заводов. Кнауф должен выплатить за 10 лет 1,8 млн рублей. Ивану Максимовичу из этой суммы полагалось 200 тысяч рублей, которую Кнауф должен передать попечителям, поскольку они не доверяли своему подопечному, считая, что он промотает эти деньги, как и всё своё состояние. Предполагалось, что деньги будут помещены в банк, а Иван Лугинин будет жить на проценты с этой суммы. (Кнауф перед этой сделкой принял Российское подданство).

Для наблюдения за деятельностью заводов, на правах будущего владельца, Кнауф присылает в Златоуст своего представителя, коммерции советника Карелина. Однако вскоре стало известно, что заводы решено перевести в собственность казны путём закупки их Государственным Ассигнационным банком. В январе 1798 года Павел I подписывает указ о приобретении Лугининских заводов в казну. Условия выплаты 200 тысяч Максиму Лугинину, через попечителя Мясоедова, должны быть сохранены.

После подписания указа заводы всё ещё остаются без надёжного управления и финансирования. Купчая сделка задерживается из-за выяснения суммы долгов. Представитель Кнауфа продолжает жить на Златоустовских заводах, вмешивается в дела приказчиков, но от финансирования отказывается. Заводское население в бедственном положении, живёт за счёт своего небольшого хозяйства. Главный управитель Николай Корепанов пишет жалобы и прошения попечителям Лугинина, считая их по-прежнему управителями округа, пишет письма в Берг-коллегию, но всё безуспешно.

Оказавшись в непростой ситуации, Кнауф в мае 1798 года просит передать казённые заводы ему в аренду. С такой же просьбой к Государственному ассигнационному банку обращаются Федот Ахматов и отставной майор Хрущёв. Сделанные предложения претендентов об условиях арендования Златоустовских заводов были рассмотрены и оценены директором Государственного ассигнационного банка А. Б. Куракиным. На очередном заседании директор Берг-коллегии заявил, что передать пять Златоустовских заводов в частные руки нельзя, так как рядом с Миасским заводом обнаружено золото. Отдавать прииски в частные, а тем более в иностранные, руки нельзя, промывать его должно только государство. Отделить Миасский завод от Златоустовского и Саткинского нельзя, так как он находился в заводской даче Златоустовского завода и без ресурсов и производственной связи с двумя заводами он существовать не мог. Наконец 22 июня 1799 года была заключена купчая сделка на Златоустовские заводы с Государственным ассигнационным банком. При Златоустовской заводской конторе создано «горное начальство» во главе с обербергмейстером» И. Ф. Фелькнером.

Прошло чуть больше года. Специальная комиссия, побывавшая на Златоустовских заводах (по доносу Кнауфа), доложила Сенату, что Фелькнер не справляется с обязанностями управляющего.

Указом от 30 сентября 1800 года Златоустовский, Саткинский, Кусинский, Артинский заводы передавались в аренду московскому купцу А. А. Кнауфу. Миасский завод и золотые прииски остались в собственности казны. На своих заводах Кнауф пытался ввести некоторые технические усовершенствования, которые привезли приглашённые им опытные металлисты из Золлингена, признанного центра выделки холодного оружия. По приглашению Кнауфа в Златоуст переехал бывший комиссар железоделательных фабрик Пруссии Александр Эверсман, под его руководством была построена Златоустовская оружейная фабрика, директором которой он впоследствии стал. В октябре 1811 года Департамент горных и соляных дел обвиняет Кнауфа в нарушении контракта в части выплаты в казну арендной платы.

В преддверии войны с Наполеоном и в связи с финансовыми затруднениями арендатора заводы были «отобраны в казну». Был образован казённый Златоустовский горный округ, который просуществовал до 1919 года.